Полжизни

У окна, въ старинномъ креслѣ, пользуясь послѣдними отблесками заходящаго солнца, нагнулась надъ столикомъ графиня и выводила что-то карандашомъ. Я увидалъ знакомую мнѣ красную кацавейку, шитую золотомъ.

— Здравствуйте графиня! вскрикнулъ я грудью и шумно подошелъ къ ней.

Мнѣ протянули руку. Я поцѣловалъ быстро, горячо и робко. Когда я поднялъ голову, то встрѣтилъ мгновенную улыбку, за которой слѣдовало тотчасъ-же такое строгое выраженіе лица, что у меня индо сердце екнуло.

— Ждала васъ съ часу на часъ, заговорила она дѣловымъ, нѣсколько тревожнымъ тономъ. Садитесь и выслушайте.

Я не смѣлъ ее перебить вопросомъ и молча, какъ послушный мальчикъ, присѣлъ къ окну. Глаза мои разглядѣли мимоходомъ работу графини: она срисовывала по прозрачной бумагѣ какой-то узоръ.

— Я знаю, продолжала она, выводя рисунокъ узора, что графъ писалъ вамъ. На него тамъ въ Петербургѣ повліяли разные разговоры… Онъ обидѣлся за свое сословіе.

Улыбка проскользнула по ея губамъ.

— Это чувство понятное, точно поправилась она; только оно вамъ съ вами невыгодно. Я говорю: намъ съ вами — я вѣдь ваша союзница… Но теперь, въ эту минуту, графъ успокоился. Онъ желаетъ только одного, чтобы кто-нибудь, кого онъ очень уважаетъ, напримѣръ вы, поддержалъ его. Ему надо пойти въ члены отъ правительства, какъ только будетъ объявлена воля. Онъ конфузится, повторяетъ фразы, что нужно занять независимое положение… Но все это вздоръ. Вотъ въ чемъ дѣло, Николай Иванычъ; я была вамъ вѣрной союзницей и прошу васъ: не тянуть, не деликатничать…

— Въ чемъ же? вырвалось у меня.

— Какъ только графъ предложитъ вамъ другое мѣсто, какое бы ни было, берите его. Вамъ надо сдѣлаться его правой рукой, — помните нашъ московскій уговоръ. Если даже роль ваша ограничится тѣмъ, что вы будете вводить золю въ его имѣніяхъ, и то тутъ, для человѣка какъ вы, нѣтъ мѣста лишнимъ деликатностямъ, тутъ дѣло пдетъ эбъ нѣсколькихъ тысячахъ душъ. Не правда ли?

Вопросъ этотъ былъ предложенъ такъ внушительно, что я прошепталъ только:

— Такъ, такъ.

Тѣмъ объясненіе и покончилось. Обо мнѣ она ничего не разспросила и встала съ мѣста. Точно будто мы свидѣлись, чтобы заключить контрактъ и тотчасъ-же разойтись въ разныя стороны для дальнѣйшихъ дѣйствій. Я не смѣлъ оглядѣть ее хорошенько, обратиться къ ней, какъ къ доброй знакомой, отыскать въ ней чарующую женщину московской угловой комнаты. Она опять меня держала въ рукахъ; но совсѣмъ иначе, строго, почти сухо, повелительно.

Вѣроятно она увидѣла въ окно, что графъ подъѣхалъ къ крыльцу. Вставъ, она вышла въ столовую и отправилась на-встрѣчу ему, — даже заторопилась, что меня нѣсколько удивило. Она ушла къ нему въ переднюю, а меня оставила въ залѣ, покрытой сверху до низу фамильными портретами. Я всталъ противъ какого-то прадѣдушки въ пудренномъ парикѣ и красномъ мундирѣ и не могъ воздержаться отъ вопроса: «А зачѣмъ-же она выбѣгаетъ на встрѣчу мужа?»

Общаго разговора втроемъ у насъ не вышло, и она скрылась, сдавши меня съ рукъ на руки графу. Онъ разумѣется, увлекъ меня въ кабинетъ своихъ праотцевъ, съ очень неудобной мебелью, обитой мѣдными гвоздиками, и на этотъ разъ изливался до поздней иочи. Графиня не обманула меня. Онъ только того и ждалъ, чтобы я поддержалъ его въ либеральныхъ замыслахъ — стать рѣшительно на сторону власти и крестьянъ. Проникнуть поглубже въ его сіятельство я не захотѣлъ, потому что онъ собственно очень мало меня интересовалъ. Чувствовалъ я только, что онъ черезчуръ ужь меня ублажаетъ, словно ему хотѣлось войти мнѣ въ душу и сравняться со мной въ добродѣтели. Его тонъ напоминалъ мнѣ немного Мотю.

Стрѣчкова, хотя все это прикрывалось барскимъ неглиже. Я дѣйствовалъ по инструкціямъ графини, и когда онъ громко заявилъ, что «двухлѣтняя моя хуторская дѣятельность даетъ мнѣ право на болѣе крупную роль», я тутъ-же бухнулъ ему:

— Готовъ служить всякому честному дѣлу!

— А какое-же дѣло, восторженно вскричалъ онъ, честнѣе и выше теперь, какъ не освобожденіе милліоновъ?

«Хорошо ты, братецъ заряженъ», не безъ злобности подумалъ я, и на другой день считался уже «главноуправляющимъ» имѣніями его сіятельства. Графиня сказала мнѣ одно только слово, съ глазу на глазъ:

— Поздравляю.

XXX.

Все пошло, какъ по маслу. Черезъ недѣлю графъ и спалъ, и видѣлъ, какъ бы ему поскорѣе сдѣлаться вѣрнѣйшимъ исполнителемъ «воли, дарующей человѣческое достоинство милліонамъ». Онъ собрался въ губернскій городъ, а потомъ и въ Петербургъ, чтобы «ощупать почву». Я еще тогда замѣтилъ, что онъ смотрѣлъ на меня вовсе не какъ на молодаго мужчину, а какъ на добродѣтельнаго любомудра, не вылѣзающаго изъ управительской кожи. Его, дѣйствительно, тѣшило то, что такой «стоикъ» и «радикалъ», какъ я дѣлается, его сотрудникомъ, раздѣляетъ его великодушныя порыванія.

— Графиня такъ цѣнитъ ваши достоинства, чуть не каждый день повторилъ онъ мнѣ.