«Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIX века

Однако, прямо не отказываясь от господствующего дискурса, конкретными исследованиями историки его все же расшатывали. Например, В. А. Голобуцкий, И. А. Гуржий и другие украинские советские историки большим количеством примеров, цифрами и фактами проиллюстрировали рост деловой активности левобережного дворянства в конце XVIII — начале XIX века, продемонстрировали, как увеличивался спрос на более совершенное оборудование для предприятий, становилась разнообразнее продукция промышленных помещичьих заведений, ориентировавшихся на рынок, как росли численность ярмарок, торгов, базаров и обращение товаров и средств^[1506], что невозможно при экономическом упадке.

И дореволюционные, и советские историки обращали внимание на активизацию в предреформенные десятилетия и хозяйственной деятельности крестьян, на невозможность определения их действительного материального положения на основе данных о размерах наделов, ведь, во-первых, проблема обеспечения семей решалась с помощью разнообразного предпринимательства, в том числе и не связанного с землей. Стоит вспомнить хотя бы такой традиционный промысел, как чумакование, который, хотя и носил на себе, по словам В. В. Тарновского, «отпечаток козацких походов»^[1507], в первой половине XIX века был специфическим способом накопления первоначального капитала. В него втягивались различные категории сельского люда. На Левобережье существовали «…целые деревни, населенные исключительно одними чумаками». Это была «особая каста», «народ достаточный, хотя и не занимаются земледелием»^[1508].

Во-вторых, нехватка земли в крестьянском хозяйстве компенсировалась за счет мобилизации так называемой вненадельной земли, когда участки обрабатывались больше тягловой нормы, арендовались у своего помещика, других землевладельцев. Размеры арендной платы обычно уступали размерам тягла, и, как считал А. Л. Шапиро, «крестьянину было выгоднее арендовать оброчную землю потому, что выплата фиксированной арендной суммы была не так обременительна и не так стесняла хозяйственную самостоятельность двора, как отбывание множества разнообразных оброчных и барщинных повинностей, падавших на надельную землю»^[1509]. Прибегали крепостные и к покупке земель на чужое имя, причем украинские губернии по количеству таких землевладельцев занимали первые места в России^[1510].

В этой связи стоит обратить внимание на еще одну особенность именно Левобережной Украины, подчеркнутую М. Шульгиным. Историк считал, что этот регион в первой половине XIX века знал много таких крестьян, которые в результате собственной экономической активности (промыслы, торговля) начали богатеть, накапливая в своих руках «достаточно большие средства». Оставаясь крепостными, они «вместе с тем получили фактическую возможность приобретать не только фабрики, магазины, торгово-строительные промышленные предприятия, но и землю и крестьян». «Итак, наш крепостной строй, — писал Шульгин, — знает и целые имения крепостных, принадлежавших фактически не дворянам-помещикам, а обогатившимся крепостным. Были крепостные как бы второй степени (курсив мой. — Т. Л.)». Юридически их приобретения принадлежали дворянам-помещикам. Но те считали, что просто «невыгодно экспроприировать имущество своих крепостных, и фактически отношения между обогатившимся крепостным и его крепостниками складывались вне типичной формы крепостных отношений вообще». Как об исключении говорил историк и о том, что крепостные «второй степени», имея торгово-промышленные успехи, тоже приобретали в собственность таких же крепостных крестьян. В результате в крае «возникала целая иерархия крепостных отношений»^[1511].

Что касается увеличения повинностей как важного показателя эксплуатации крестьянства, то и тут необходимо учитывать ряд наблюдений историков. Во-первых, В. Н. Орлик фактически показал незначительность изменений крестьянских выплат государству в серебряных деньгах в течение конца XVIII — первой половины XIX века, отсутствие в украинских губерниях единой системы раскладки подушных налоговых обязательств членов сельских и городских общин, тесное увязывание их с материальными возможностями хозяйств, что и давало основания современникам отрицать существование подушного обложения как такового^[1512]. Учтем также и традицию выплаты малороссийским дворянством государственных налогов за своих крестьян. Во-вторых, еще В. И. Пичета выявил те причины преимущества барщины над оброком в земледельческих регионах, которые вполне можно отнести и к Левобережью. Ученый отметил, что обычно «помещики не имели возможности перевести крестьянина на оброк за отдаленностью торгово-промышленного района и вследствие небольшой плотности населения, и таким образом, приходилось иметь дело с несвободным трудом. Оставалось помещику только одно средство — увеличить барскую запашку, что было возможно путем перевода крестьянина с барщины во двор»^[1513]. Именно таким способом часто решалась проблема занятости крестьян и в малоземельных поместьях.