Поместье Лейкседж

Я хватаю его, притягиваю к себе. Он стонет мне в рот, его пальцы сжимаются и путаются в моих волосах. Я углубляю поцелуй, мой язык скользит по его. У него вкус жженого сахара и чая со специями. Я чувствую место, где шрамы пересекают край его рта. Оно грубое, грубое и прекрасное.

Я позволяю своей голове откинуться назад, обнажая горло. Он целует меня в шею. Его зубы резко царапают мою кожу. Я вскрикиваю, и золотая, раскаленная магия расцветает из моих рук.

Меня охватывает прилив желания, все тело от него словно расплавилось. Мы прижаты друг к другу. Сердце к сердцу, бедро к бедру. Его рука поглаживает изгиб моей талии, затем опускается ниже. Сквозь тонкую ткань моей юбки его пальцы сжимают мое бедро. Роуэн такой горячий, что кажется, будто он касается моей голой кожи. Я задыхаюсь, и в тихой комнате звук кажется громким. Он отчаянно вздыхает, обдавая мою кожу жаром.

Я начинаю тянуть за шнурки на его рубашке, но он ловит мои руки, останавливая меня. Его большой палец трогает шрам на моей ладони, и он снова вздыхает, но мягче. Он склоняет голову и нежно целует отметину.

– Лета, пожалуйста, больше не вызывай Подземного Лорда. Обещай мне, что ты этого не сделаешь.

У него такое отчаянное выражение лица, что я с трудом выдерживаю. Я сжимаю губы, ощущая вкус тепла и меда. Я бы хотела, чтобы у меня был выбор. Такой выход из этой ситуации, при котором никто не пострадает. Я хотела бы солгать ему, но вместо этого качаю головой:

– Я не буду давать обещание, которое не смогу сдержать.

Он отпускает меня.

– Ты говоришь, что не хочешь, чтобы мне было больно. Что ж, это больно, Лета.

Я отхожу от него и иду к столу, к корзине, полной собранных мною фруктов. Я беру гранат и разрезаю его, затем выковыриваю семена кончиками пальцев. Маленькие и горькие, они лопаются, как пузыри, у меня на языке. Во рту растекается сладость.

Роуэн подходит и осторожно набирает семена. Мы стоим по разные стороны стола, глядя на раскрытый фрукт. Никто из нас не говорит. Мы медленно едим одно семя за другим, каждый раз терпеливо ожидая своей очереди. Чтобы убедиться, что наши руки не соприкоснутся.

Дверь открывается, и в кухню заходит Кловер, а за ней следует яркий солнечный свет. У нее в руках корзина с травами, срезанными с небольшого участка в саду; дикая мята, крапива, пиретрум. Их запах наполняет воздух. Сладкий, горький запах свежей зелени.

– Фух, здесь действительно жарко.

Она проводит рукавом по лбу и смотрит на печь.

– Что ты делала с огнем? Ты же знаешь, что Флоренс ненавидит, когда мы его трогаем.

Когда никто из нас не отвечает, ее губы растягиваются в любопытной улыбке. Она замечает наше напускное молчание.

– Я чему-то помешала?

Я вытираю липкие руки о юбку и отхожу от стола. Роуэн смотрит на что угодно, только не на меня.

– Мы не трогали огонь.

Глядя на него, Кловер поправляет очки на переносице.

– Ты уверен? Выглядишь слегка… перегретым.

Она касается его лба, затем проверяет пульс. Ее рот дергается, как будто она изо всех сил пытается сдержать смех.

– Хочешь пиретрума? Я много собрала.

– Ничего подобного, – твердо говорит он. – Я в порядке.

Когда он отталкивает ее руку, его рукав слегка задирается. Когда Кловер замечает повязку, ее лицо становится серьезным, и она тянется к его руке:

– Можно взглянуть?

– Нет, нельзя.

– Кловер, разве ты не хочешь положить эти травы в кладовую, пока они не увяли?

Я подхожу, беру чайник, наполняю его водой и с громким стуком ставлю на плиту.

– Ариен, вероятно, сейчас проснулся. Я сделаю ему чаю.

– О да, кладовая.

Она хитро улыбается.

– Ладно, оставляю вас двоих в покое.

Она переносит корзину в небольшое пространство рядом с кухней, где хранит свои алхимические принадлежности. Через полузакрытую дверь я слышу шорох и царапанье, когда она что-то двигает. Звук режущих ножниц, когда она разрезает бечевку, чтобы повесить свежие травы под потолком. Чайник начинает гудеть, на слишком горячей плите вода быстро вскипела. Я оборачиваю руку тканью и снимаю его с огня.

Кловер возвращается с банкой сушеных цветов и небольшой горсткой мяты и пиретрума. Она снимает поднос и чашку с посудой, затем наполняет чайник листьями и горячей водой и просеивает ложку цветов.

– Не забывай, – говорит она Роуэну. – Ты должен будешь пойти в деревню. Хранитель Харкнесс хочет поговорить с тобой о костре на Саммерсенд.

– Просто замечательно.

Хмурясь, он потирает лоб.

– Именно то, чем я хотел сегодня заняться.

При слове «Саммерсенд» – конец лета – я умолкаю. Это та ночь, когда граница между Верхним и Нижним мирами наиболее тонка. В каждой деревне зажигается костер, и все собираются, чтобы петь молитву, пока дрова и пучки зелени сгорают дотла.

Это всегда наполняло меня страхом и удивлением. Часть ночи была похожа на прекрасный сон. Запах древесного дыма и сидра со специями, Ариен и я среди толпы с цветами в волосах, руки, липкие от марципановых лепешек. Но треск и искры пламени на фоне неба всегда вызывали воспоминания о более старом, более жестоком огне, который я хотела забыть. В те ночи грезы Ариена были хуже всего.