Помни обо мне

Как мог Хильдерик не прислать за ней кортеж? Как мог Дарьен заставить ее путешествовать, как какую-то простолюдинку, да еще и навязать компанию этой… жонглерки? А Ленард…

От взгляда, которым кузен смотрел на играющую Алану, хотелось шарахнуть о пол бокал из редкого цветного стекла. И лютню эту дурацкую заодно.

А ведь она никто! Ни имени, ни рода, ни титула!

И все же — мелькнула в голове предательская мысль — играла она виртуозно.

Глупости!

Кому интересно бренчание на лютне, если можно пригласить трувера! Решено! Когда Эльга вернется домой, она устроит собственный Праздник изящной любви. Или Пир вдохновенной поэзии? Над названием она подумает позже. По ее приглашению в Цитадель съедутся талантливейшие труверы Арморетты, а она будет судить их, облаченная в… Уж точно не в этой ужас!

Эльга с ненавистью дернула рукав хабита.

В столице к ее услугам, как и раньше, будут лучшие портные. Ювелиры. Куаферы и парфюмеры. И тогда никакая… жонглерка не посмеет держать себя так, словно она ровня, ее королевскому высочеству Эльге Лоретте.

Ободренная картиной будущего триумфа, шагнула в сторону, с которой, похоже, прибежала, и тут заметила в конце коридора мужской силуэт.

— Эй, — крикнула она, а когда неизвестный, покачнувшись замер, добавила, высокомерно задирая подбородок, — немедленно поди сюда и проводи меня в мои покои!

Медленно, вопиюще, непочтительно медленно мужчина пошел к Эльге. И когда он, наконец, приблизился Эльга поняла, что приняла за слугу, хозяина этого замка.

— Ну-ну-ну, — пьяно хохотнул барон Мален, беря ее за руку, — до чего неожиданная встреча.

Приготовившись получить установленный этикетом поцелуй, Эльга не сразу осознала что происходит. Почему он тянет ее? Толкает в нишу, на холод каменной кладки, моментально просочившийся сквозь тонкую шерсть и лен нижней рубашки. Откуда эта тяжесть. И запах. Прикосновения — никто не позволял себя так грубо прикасаться к Эльге. И лишь когда лицо обожгла вонь, а губы ощутили какое-то отвратительное влажное давление, она поняла, И задохнулась от гнева.

Пощечина вышла звонкой.

— Да как вы смеете?!

Похоже, ее не узнали. Более того — приняли за служанку! Это, конечно, невозможно, но этот мужчина пьян. И барон всего лишь во втором поколении — Ленард сказал, отец его был прокурором. Такой и вправду может перепутать.

Сейчас он поймет. Падет на колени…

Но вместо мольбы о прощении барон моргнул, нахмурился, поднял руку, и Эльга почувствовала, как щека взрывается болью.

— Руки она распускает, дрянь.

Злые пальцы вцепились в волосы, а к губам, отчего-то соленым, вновь прижались другие мерзкие губы. Эльга дернулась, забилась, пытаясь оттолкнуть удушающе тяжелое тело. Чужие губы и осклизлый, словно сытая пиявка, язык мешали дышать, и Эльга с ужасом поняла: скоро она потеряет сознание. И тогда случится то, что, волей Всеотца, иногда случается с женщинами, но с другими — женщинами низкого рождения или достоинства. Не с ней!

Нужно сказать! Назвать себя. Никто не посмеет оскорбить принцессу!

Она затихла, осененная этим очевидным решением, и мужчина, словно повинуясь указанию свыше, отстранился.

— Я…

— Ты, — его пальцы надавили на полыхнувшие болью губы. — Все вы труверские подстилки корчите из себя благородных.

Он, что, принял ее за жонглерку?! Ее?!

— Я принцесса…

Ее полный штормовой ярости голос заглушил пьяный мужской смех.

Да как он смеет! Да как он…

И только когда рука, грубая, жадная, потянула вверх подол ненавистного хабита, Эльга поняла — он не остановится.

— Дарье…

— Не думай, — сказал барон Мален закрывая ей рот и вдавливая вздрагивающее тело в стену, — что твой хахаль рискнет тявкнуть против друга самого маркиза Ривеллен. Не плачь, красотка, — он ущипнул высокую грудь, подмеченную еще там, на дороге. — Вот увидишь, тебе понравится.

Придумает тоже, принцесса!

Боль, яркая, нестерпимая, стала для барона Мален, неожиданностью. Как и толчок, от которого нога подвернулась, а каменный пол, слишком твердый после опьяняющей мягкости женского тела, стал непозволительно близким. Падая, барон различил тень невысокой фигуры и белизну монашеского покрова. Свет на острие ножа.

Эта шлюха не посмеет!

Мысль дернулась и затихла под прижатым к шее клинком. И твердыми как железные гвозди пальцами. Сознание он потерял почти сразу.

Меня подвел хабит. Хотя не уверена, что даже в привычной одежде, я одолела молодчиков, что перехватили меня на лестнице, за какие-то полсотни шагов до комнаты Дарьена. Их было четверо, а нож мой так и остался в бедре барона Мален, я все же решила не дать этой мрази умереть от потери крови. Не из человеколюбия, святой Ив свидетель, я с превеликим удовольствием оскопила бы ублюдка, но смерть благородного от моей руки сулила только одно — виселицу.

Кто ж знал, что тварь найдут так быстро?