Помни обо мне

— На свадьбе графа дИрри. Там… Там было празднество. И турнир, и состязание труверов. И она была там!

— И что? Кузен тоже там был…

И это объясняет, откуда он знает ее. И о лютне тоже.

— Как ты не понимаешь, Дар?!

— Белек, — устало выдохнул Дарьен, пытаясь погасить глухо ворчащее раздражение, — я не знаю, откуда в твоей голове эти глупости, но это глупости. И я надеюсь, ты не будешь повторять их больше. Тем более при Алане.

— Она жонглерка! — упрямо повторила Эльга. — Ты не можешь заставить меня путешествовать с жонглеркой. Моя репутация…

Ее красивое лицо брезгливо скривилось, а Дарьен вспомнил письма, перетянутые золотой лентой, которые он сжег. Одно за другим не читая.

— Репутация? — его голос был холоднее снега на вершинах Тарденских гор. — А как же виконт Эрьвью?

Эльга замерла, засопела, а потом отмахнулась, точно от надоедливой мошки.

— Это была шутка. Я ведь уже все объяснила.

Ни утром во время объяснения в «Зерне малиновки», ни сейчас смешным это Дарьену не показалось. Более того, он надеялся, что за прошедшие дни, Эльга осознала свою ошибку.

— Шутка? — повторил он, почти не веря собственным ушам. — Тайная переписка с мужчиной?

Не говоря уже о несостоявшемся свидании.

— Мужчиной? — удивление в глазах Эльги и короткий смешок озадачили еще больше. — Галлиг? Мужчина? — она рассмеялась в голос. — Ох, Дар. Галлиг, он… забавный. Так добивался моего внимания. И стихи, такие… отвратительно трогательные. Ну какая женщина не мечтает, чтобы ей писали стихи? Хотя, что я говорю, ты мужчина, Дар, тебе не понять. А мне… мне было плохо. И грустно. Эти стены, галереи, молитвы, учеба и опять молитвы. И госпиталь, — Эльга вздрогнула. — И все такие строгие, как…

— Как в монастыре?

Ирония была злой. Горькой с отчетливым привкусом досады, но погруженная в собственные обиды Эльга, кажется, не заметила ни вопроса, ни тона, каким этот вопрос задали.

— Ненавижу! — выкрикнула она, зло вгоняя каблук в пыльный камень. — Держали меня там как рабыню!

До смерти!

Хриплый пропитой голос капитана эхом разносится над верхней палубой «Мести королевы Меб» и тонет в вое двух десятков глоток. Напротив щурится и трет слезящиеся глаза здоровяк с бронзовой, как у многих исмаэльцев кожей, — последний из команды торговой галеры, разграбленной три дня назад.

Ветер дергает за волосы и грязную в колтунах бороду. Пытается качнуть короткую цепь, что связывает железные браслеты на обнаженных запястьях. А в глубине мутных, словно у дохлой рыбы, глаз капитана разгорается знакомый огонек. Уже скоро. Боцман в бархатном с золотым позументом и двумя рядами драгоценных пуговиц жилете уже принимает последнюю ставку. Поднимает загорелую дочерна руку. И…

Вперед, псы!

Исмаэлец бросился первым.

— Дар?

Голос и тонкие руки Эльги выдернули его с палубы ненавистного корабля. Дарьен вдохнул. Резко, судорожно, словно утопающий, которому посчастливилось вырваться из смертоносных объятий моря. Тряхнул тяжелой головой. Наощупь нашел стол и плеснул в лицо водой, которая, хвала всем богам, не пахла солью. И смертью.

— Что с тобой? Тебе плохо?

В словах Эльги звенело волнение. И страх.

— Тебе нужно лечь. Я позову сестру Марию-Луизу.

— Нет, — вылив на голову кувшин воды, Дарьен, наконец, открыл глаза ласкающему полумраку комнаты. — Не надо. Я в порядке. Это просто вино.

Он выпрямился, стирая с лица, упоительно свежие капли. Улыбнулся, и видя, как улыбка его прогоняет страх из глаз сестры, спросил:

— Так о чем мы говорили?

Эльга колебалась. Несколько мгновений она всматривалась в его лицо, трогала мокрые щеки, словно пыталась прочесть, о чем же он все-таки думал. И, кажется, окончательно успокоившись, сказала:

— О моей репутации.

— Алана, — он сглотнул прихваченную с той палубы ярость, — останется. Мы больше не будем это обсуждать. — горло саднило и дико хотелось пить. Дарьен бросил задумчивый взгляд на воду, стекающую по стенкам глиняной миски.

Возможно, на кухне найдется нормальная? Вино, которое он пил за ужином, разбавляли явно не этой.

— Позволь тебе напомнить, брат.

В прищуренных глазах Эльги блеснула сталь.

— Я принцесса Арморетты!

А проклятая магия теней вновь сделала ее похожей на мать.

— И я отказываюсь путешествовать в компании безродной девки, которая…

Похожей настолько, что гнев рванул, точно акула, почуявшая свежую кровь.

— Которая демонстрирует манеры и умения, достойные благородной адельфи, в то время как принцесса ведет себя, словно капризный ребенок.

— Что? — удивление сделало глаза Эльги огромными.

И возможно, ему не стоило продолжать, но злость подгоняла не хуже тяжелого боцманского бича.

— Ты ведешь себя как…

Он все же сдержался. Смолчал, запирая обидные слова. Сделал вдох. Выдох. Еще вдох. И наконец, выдохнул, вложив в голос все свое разочарование:

— Мне стыдно за тебя, Эльга.

Горечь. И тяжесть в груди, словно кто-то запихнул туда якорь. Хотя, его ведь просили присмотреться. Присмотрелся. Теперь-то что?

— Что? — Эльга шевельнулась, моргнула, словно сбрасывая сеть долгого сна, и, кажется, на щеке появилась мокрая дорожка.