Помнишь ли ты?.. Жизнь Имре Кальмана

Я стояла как столб и остро испытывала неловкость ситуации. Господин Маришка покончил с сокращениями, а артисты постепенно стали удаляться со сцены. Лишь мы вдвоем не трогались с места.

— Да-да, конечно, — проговорила я. — Пустяки, ничего страшного.

Он вперил в меня задумчивый, испытующий взгляд, словно желая прочесть те мысли, которые мне хотелось утаить. И задал вопрос, которого я так боялась:

— Что вы делали вчера вечером?

— Вчера? О, я прекрасно провела время!

Имре Кальман не дал мне окончательно запутаться во лжи.

— Вы убежали из театра под проливным дождем и без зонтика, тетушка Пепи мне все рассказала. Я так сожалею…

Эти слова были последней каплей, переполнившей чашу моего терпения. Он, видите ли, сожалеет. Да не желаю я больше с ним иметь ничего общего! И я, подобно какой-нибудь примадонне в кульминационной сцене, высокомерно отрезала:

— Тут не о чем сожалеть. Забавное происшествие, не более того.

— Ах, вот как!

— А сегодня утром я собрала и упаковала все, что от вас получила: коробку шоколада и наряды. Можете отдать своей графине, хотя синее платье наверняка на нее не налезет!

Похоже, Кальмана эта моя выходка удивила меньше, чем меня самое.

— Послушайте, дитя мое… — Его интонация живо напомнила мне опытного дрессировщика, приступающего к работе. — Я должен объясниться. — Он огляделся по сторонам. — Давайте пройдем в фойе.

Кальман разработал великолепную стратегию, позволявшую ему внезапно атаковать мои позиции. Едва мы успели сесть в кресла, как…

— Какие красивые у вас колени, — прямо, без обиняков, заявил он.

У меня мигом вылетели из головы все замечательные фразы, которые я сочинила по пути. Но мне не хотелось сдаваться.

— У вашей графини не хуже.

Он помолчал, словно обдумывая мои слова.

— Пожалуй… Но все же не такие округлые.

— Придется уж вам довольствоваться ее прелестями, — парировала я.

Трудно передать выражение его лица в ту минуту: внешне вроде бы сочувственное, хотя в душе Кальман явно потешался надо мной.

— Уж не ревнуете ли вы? — спросил он, доверительно наклонившись ко мне.

— С какой это стати? Дело не в этом… Я ведь и не ждала, что вы усадите меня в свой сказочный автомобиль и повезете в какой-нибудь ресторан: вы были с семьей, со своей графиней, в компании других людей. Но я была вправе ожидать, что, проходя мимо, вы хотя бы пожелаете мне доброй ночи.

— Я вас не заметил. У меня голова шла кругом…

— Не заметили? А между тем я стояла поблизости и видела, как вы выходили.

— Но я-то не видел вас.

Его невозмутимое спокойствие вывело меня из себя.

— Признайтесь, что вам было стыдно.

— Стыдно? С чего бы это?

— Вам было неловко за меня… потому что я бедна. Только Учтите: гордости у меня тоже хватает. Ничего мне от вас не нужно, я все вам верну обратно! Да, все так и было, как вам Рассказала тетушка Пепи: я бежала по улице под проливным дождем и, пока добралась до дому, стала похожа на мокрую курицу. Я выступлю в театре еще несколько раз, чтобы расплатиться с долгами, а уж потом все между нами будет кончено! Навсегда!

Откуда мне было знать в ту пору, что подобные вспышки не только не помогают человеку скрыть свои чувства, а напротив, выдают его с головой…

Кальман не моргнув глазом ждал, пока моя злость выдохнется.

— Вера… Верушка! К чему все эти слова? Неужели вы не понимаете… — он встал с кресла и сделал несколько шагов к окну. Затем резко повернулся и медленно подошел ко мне. — Ведь она явилась на премьеру лишь потому, что хотела загладить свою вину…

Понадобилось какое-то время, чтобы до меня дошел смысл его слов. «Хотела загладить свою вину?» А Имре Кальман глубоким, проникновенным голосом продолжал:

— Верушка, неужели вам не понятно? Вы ведь выиграли чикагское сражение!

Я вскочила и бросилась ему на шею.

Сколько раз в тот год я слышала мелодии Кальмана!

«Любовь такая — глупость большая…»
«Нам навек судьбой самой любовь дана…»[13]

Как было не поддаться очарованию зажигательного ритма «Komm mit nach Varasdin! (Скорей в мой Вараздин!)»[14]. С кем бы мне ни приходилось встречаться в Европе и за океаном, каждый помнил начальные слова этой арии из оперетты «Марица». Однако мало кто знал, существует ли в действительности такой город. Существует! Во времена молодости Имре Кальмана он считался венгерским, а теперь относится к Югославии. Но и поныне многие тысячи людей напевают или насвистывают эту неувядаемую мелодию.

В то время, о котором идет наш рассказ, мы с Кальманом, конечно, не помышляли о поездке в Вараздин. Наши путешествия ограничивались местами, расположенными неподалеку от Вены, прежде всего очаровательным Баденом. Всего двумя годами раньше он превратился в модный курорт, способный принять двадцать тысяч людей.