Понаехали!

Государь изволил принимать по-своему, по-домашнему. И сам-то, одевшись в платье простое, устроился близ окошка, за которым суетились, чирикали воробьи.

— Глянь, аккурат, что дума наша, — сказал он, указавши на пару особо наглых, что толкались да клевали друг дружку, норовя спихнуть с подоконника. — О чем баили?

— Да о том же… с ведьмами воевать собрались.

Государь головой покачал.

— Прям так и воевать?

— Договор пересмотреть.

— Пуп не развяжется? — он махнул рукой, отпуская холопов, которые, правда, далеко не уйдут. И не в недоверии дело, отнюдь, но порядок есть порядок.

Гурцеев на государя не обижался.

И шубу скинул, повел плечами, дивясь тому, сколь тяжела она стала. Все годы… уже немолод. И мнилось, что еще годик-другой… но кого за себя поставить? Мишаньку? От этой мысли он еще когда отказался, пусть с тоскою, но с пониманием, что не годится старшенький для этакой от службы.

Теперь и вовсе…

Гурцеев опустился на узорчатое креслице.

…средненького кликнуть?

Жена обидится, если среднего наследником назвать. От же ж… и умная, вроде, женщина, да только… как оно так вышло? Все дети, все ровные, а нет, Мишаньку бедового всегда паче остальных привечала.

— Они… забыли, что такое ведьмы, — вынужден был признать Гурцеев. — Сами виноваты.

— Ведьмы?

— И эти тоже. Устроили не пойми что. Своими торговать стали, как оно ни называй. Так и диво ли, что теперь другие тоже торговать хотят, только на своих условиях.

Государь-батюшка головой покачал.

— А Верховная что?

— А что она? Может, и не больно-то радая, но и силы особой, чтобы прочих переломить, не имеет… у них та же дума, где найдутся такие, которые скажут, что оно-то так и надобно, что честнее.

— И выгодней.

— Не без того, — вынужден был согласится Гурцеев и по знаку государя наполнил кубки ключевою водой. Сам пригубил из обоих. Замер, глаза прикрывши, прислушиваясь к этой вот воде, в которой, конечно, не так уж многое растворить можно, но все же…

Но нет, вода была водою и ничего-то более.

— Она, конечно, воспротивится, но… Бетка давно верховодит, к этому часу многие иные в силу вошли. Кинут вызов да и… будет новая Верховная, — Гурцеев рукой махнул.

— А нам оно как? — задал государь-батюшка главный, волновавший его вопрос.

— В том и дело… еще б седмицу тому я бы сказал, что нам оно никак, хоть так, хоть этак… от ведьм особой пользы и нетушки. Да, силы прибавляется, но… если прежними-то временами прибавлялось изрядно, то тепериче сущие капли, без которых обойтись можно. Потому и вопрос скорее престижу, чем живой надобности. Хотя вот… дети, конечно… от ведьм всегда с даром, тогда как в ином разе всякое приключится может.

Тут Гурцеев выкладывал собственные мысли.

— Но теперь? — государь-батюшка не сводил с Гурцеева внимательного взгляда.

— Теперь… признаться, не поверил, когда мне отписалась. Нет, понимал, что шутить Бетка не станет. Не тот она человек, чтоб шутить с подобным, но от и поверить… пока не увидал…

— Стало быть, вправду?

— Вправду.

— Не иллюзия?

— Нет… настоящая… и целители, коих призвал, тоже клянуться, что целиком, до самого нутра, простите боги, женщина.

— Вот так просто… — государь воды отпил и задумался. — То есть, она пожелала и…

— И… — Гурцеев вздохнул тяжко и признался. — Жене как сказать, не ведаю…

Луциан Третий покивал сочувственно.

— А главное, что? Я этому дураку твердил… но кто ж послушает? И теперь от… если одна смогла, как знать, сумеют ли другие? И что именно сумеют? Теперь-то, конечно, может, особой любви и нету, но никто-то не рискует ведьму обидеть. А как покупать станут? Оно ж всегда, ежели куплена, то и владеешь всецело, -странно, но язык, всегда-то Гурцееву служивший верой и правдой, стал вдруг неповоротлив, да и слова нужные в голову не приходили, оттого и сделалась речь нехороша, сбивчива, будто бы он не перед государем стоит, но перед собственным строгим батюшкою, которому и докладывается.

— Их это не остановит, — Луциан повернул кубок, и камушки, вделанные в золото, блеснули. — Придумают, как себя защитить…

Придумают.

И дело времени лишь, кто первым предложит ведьме силу запечатать. На кой она замужней-то? Ей замужем тихо сидеть надобно. А что закрытая, она проживет меньше, нежели богами отведено, так о том и промолчать можно.

Главное, детям чтобы дар отцов передался.

Нехорошо.

До того нехорошо, что просто зубы сводит. А может, не от этой от нехорошести, но от холодной воды, которую государю из собственных заговоренных ключей подымали. Сказывали про те ключи многое, и сколько в том правды было, Гурцеев не знал да и знать не желал. Только думалось после этой вот водицы легче.

— Нельзя, — сказал он, кубок сжимая, и подалось мягкое золото, за что сразу стало совестно. — Договор есть договор…

— И залогом ему кровь наша, — добавил Луциан, кубок свой отставивши. — А потому поговори с Беткой. Хватит уже играться, надобно показать, что ведьмы — они не только для этого дела годные, пока беды не вышло…

Гурцеев кивнул.