Понаехали!

- Ты это брось, - сказала она строго и рученьки-то белые от себя отвела. – Ишь, выдумал…

Хмыкнул этот, который второй, который…

- Свят, - Елисей зарозовелся, будто бы ему стыдно. Ага. Как же. Вот всегда так. Нянюшка еще упреждала, что мужикам спуску давать никак неможно, что чуть ослабнешь, они сразу руки потянут. И ладно бы только руки… - Дело такое… сложное… сразу не объяснишь.

- А ты не сразу, - дозволила Баська, поглядывая на этого вот… Елисей.

Тоже одежу сменил.

И тоже простая вроде как, ан нет… сапожки юфтевые, с шитьем, да не простою нитью. Крученая, заговоренная, как и на вороте кафтана, который вроде бы как поношеный. Вона, ткань на рукавах посветлела, вытерлась, в одном месте даже дырочка будто бы, но нитью прихваченная.

И шит не так, как ныне шьют.

И… не в нем дело, но в узоре, что лежит на ткани.

Такой теплый, такой… рука сама к нему потянулась погладить, и Баська не удержалася, тронула шелковые ниточки. Будто вьюнок вьется, стебельки тоненькие, листочки зелененькие, цвет – колокольчик белый. Вьется, льнется, окутывает…

- Я же тебе говорил, - сдавленно произнес Свят, с Баськи восторженного взгляду не спуская, что не осталось незамеченным. Вона, Маланька нахмурилась обиженно, и рученьку-то белую в кулак подобрала. А он, будто и не заметивши, из кустов вылез и принялся пояс разматывать.

Пояс тоже широкий, в две ладони.

И не новый.

И…

- Это прадедов кафтан, - сказал Елисей тихо, глядя на то, как будто бы оживает вьюнок. И вправду пополз, расправил листики, цветы распустил. И качаются они белыми-то звоночками на невидимом ветру. – И пояс его… прапрадедов и даже больше… ему жена его расшивала.

- Обережный, стало быть, - сказала Маланька тихо и сама руку протянула, в которую пояс лег немалой тяжестью. – На кровь родную?

- Надеемся, во всяком случае, - Свят смутился.

И сгорбил плечи.

И глянул так, исподлобья.

- Пойдешь замуж?

- За кого?

- За меня.

- А ты кто таков будешь? – Маланька пояс ладонью накрыла, потянула, погладила нежно.

- Царевич я…

- Зачарованный?

- Может, разве что самую малость, - он потупился. – Так пойдешь?

- Если царевич… то пойду. Как не пойти? – Маланька усмехнулась и сама шагнула, глянула снизу вверх этак, внимательно. – Только ты грязный какой-то… царевич.

- Так… зачарованный же ж, - он улыбнулся широко так, радостно. И вот вроде ж нормальный человек с виду, понимать должен, что дела подобные иного подходу требуют, серьезного.

Сватов там.

Смотрин.

Сговора.

А он… с другое стороны, Баськино ли дело, мешаться? Глядишь, ежели и вправду сладится, то и Маланька счастлива будет. Царевич он там или нет, но… главное, чтоб человек хороший.

Эта мысль окончательно Баську успокоила.

И еще то, как пополз, раскрываясь, вьюнок по кафтану, того и гляди всю ткань шитьем затянет. Маланька же сама пояс на царевича накинула.

И обернула дважды.

Завязала узлом.

А потом, доставши платочек белый, простой, по лицу Святову им провела, легонько так, но и вправду всякая грязь убралась.

- Так-то оно лучше будет, - сказала Маланька.

И Баська кивнула.

Согласилась.

- А ты, - Елисей перехватил руку, осторожно так, бережно, будто бы рука эта сахарною была. – Ты за меня замуж пойдешь?

- Вот так просто?

- Отчего нет?

- Ты ж меня второй раз в жизни видишь-то? – Баська голову склонила, жениха новоявленного разглядывая. Нет, хорош собою. Определенно, хорош. Лицом бел. Румян. Волос светлый вьется барашком. Глаз ясный да синий.

Глядит.

Улыбается. И от улыбки этой сердце Баськино прямо-таки вскачь летит, да только она уже не та, которая книжкам верила. Небось, в книжках всякого понаписывают, а на деле-то…

- Порой и разу довольно, - ответил Елисей.

- И ничего-то обо мне не знаешь.

А то ведь… Тришка вон, смотрел, смотрел… и она смотрела. И чем бы все едва не закончилось? То-то и оно… свадьба – дело хорошее, но и после неё жить как-то надобно.

- Так расскажи, - и пальцы отпускать не спешит.

- Я у ведьмы живу, - решилась Баська. – И Маланька тоже… в услужении. И служить нам недолго, но… после ведь всякое говорить станут.

- Это у какой ведьмы? – Свят вот на свою нареченую глядит-любуется, и ажно завидно, хотя и нехорошо этакому завидовать. Чужое счастье, а Баське своего бы. – Это не у той, у которой котики?

- У той, - Маланька тоже улыбается, и этак… ну будто это её сапогом зашибли. – А вы… познакомились?

- Познакомились.

- Она хорошая.

- Хорошая, - согласилась с подругою Баська. – Но люди все одно болтать станут. Что раз ведьма, то и разврат, и мы…

- Пускай себе болтают, - отмахнулся Елисей.

- И роду я простого…

- Может, оно и к лучшему.

- И…

- Не нравлюсь? – а вот теперь обиделся, человек преглупый. Если б не нравился, неужто Баська стала бы отговариваться? И насупился, и глядит исподлобья, а цвет вьюнка дрожит, качается, будто тоже обиду чует.

- Нравишься, - призналась Баська. – Только… этого мало. Я ж тоже ничего-то о тебе не знаю. Кто ты таков? Какого рода? Кто отец твой и матушка… чем живешь? О чем думаешь? Чего желаешь? Оно-то пожениться недолго, да… нам потом годы вдвоем жить. А ну как не сдюжим?

И… понял.

Голову склонил, не отступая, но лишь признавая, что услышал Баську.