Понедельник — пятница

К лету его шерсть стала пушистой, а лапы толстыми и неуклюжими. Они словно бы мешали ему своей тяжестью, и щенок бегал, переваливаясь. Находка все время оглядывался по сторонам, а большие уши, казалось, жили своей самостоятельной жизнью. Они двигались, то почти касаясь друг друга над маковкой, то вставали торчком по обе стороны большой головы, то непостижимым образом выворачивались назад. Можно было подумать, что щенок постоянно остерегается чего-то. На самом деле его глаза и уши, нос и язык исследовали все, с чем он встречался, а новые и незнакомые вещи попадались ему на каждом шагу.

Однажды в дверь Кулешову постучали, и вошел молодой летчик, недавно прибывший из училища.

— Разрешите?

Кулешов удивился. Они не были даже знакомы как следует. Кулешов знал, что фамилия молодого летчика Нечаев, что он из Ленинграда — вот и все.

У Нечаева было грустное лицо, и Кулешов догадался: с новичком что-то случилось.

Он не ошибся. Оказывается, утром Нечаев должен был совершить с командиром звена тренировочный полет в зоне аэродрома. И вот, рассказывал Нечаев, когда он начал выруливать на взлетную дорожку, то зацепил правой плоскостью за другой самолет. К счастью, никаких поломок нет, но…

— Короче говоря, — вздохнул Нечаев, — командир звена послал меня к вам. Говорит, посиди часок и поучись у Находки, как надо вертеть головой и оглядываться.

— Ну что ж, — едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, сказал Кулешов. — Посидите, поучитесь.

И Нечаев честно отсидел целый час, наблюдая, как бегает по комнате Находка, оглядываясь и двигая большими треугольниками-ушами…

В свободное от полетов время Кулешов выводил Находку на поводке. Щенок послушно бежал рядом, но вдруг словно бы натыкался на какую-то невидимую стену и начинал вертеться, тянуть в сторону так, что из горла вырывались глухие хрипы. Тогда Кулешов останавливался, а потом шел за Находкой. Корсачонок бежал, уткнув в землю острый черный нос, бросался из стороны в сторону или замирал, чуть вздрагивая, — только уши ходили ходуном.

Что чувствовал он? Какие запахи, какие звуки, нет доступные человеку, доносились до него? Может быть, здесь же, в траве, покрывающей аэродром, гнездились птицы и древний инстинкт охотника проснулся в Находке? Кулешов вспоминал слова командира отряда: «Зверь-то ведь дикий, не собака».

У Находки отросли крепкие острые зубы. Каждый день повариха тетя Даша оставляла для него кости с кусками жил и мяса, и Находка расправлялся с костью так, что она казалась полированной. Но, возвращаясь из полетов, Кулешов обнаруживал то разорванные в лоскуты тапочки, то растрепанный учебник английского языка, то растерзанную подушку, причем перья устилали комнату, как первый снег. Пришлось прятать в шкаф все, до чего мог добраться Находка.

Как-то Кулешов получил бандероль. Через жесткую бумагу, на которой стоял московский штемпель, прощупывалась книжка. Еще не догадываясь, кто мог прислать ему книжку из Москвы, Кулешов разорвал бумагу. Это было пособие для начинающих собаководов. На первой странице Кулешов прочитал надпись, сделанную чернилами:

«Друг! Поскольку я не верю в твои таланты укротителя, посылаю тебе эту книгу. Авось пригодится. Желаю тебе целых ботинок и брюк. Привет Находке! Не слопала ли она еще твой красивый голубой галстук?»

Книгу прислал один из друзей-летчиков, уехавший в отпуск.

В стенгазете появилась карикатура. Кулешов был изображен на ней в форменной фуражке с пышным султаном из павлиньих перьев, в ярком восточном халате с эмблемой ГВФ, с хлыстом в руке, а перед ним на задних лапках сидел Находка, держа в зубах учебник английского языка. Подпись гласила:

«Лучший летчик среди дрессировщиков и лучший дрессировщик среди летчиков».

Он учил Находку слушаться слова «нельзя»: закрывал ладонью кусочек колбасы и повторял: «Нельзя, нельзя», — потом отводил руку, и, если Находка пытался схватить колбасу, все начиналось сызнова. Зимой он повел Находку в поселок, и теперь слово «нельзя» распространилось на кур, которые разгуливали по дворам. Просто Кулешов предвидел кучу неприятностей, которые начнутся у него, если Находка удерет и начнет пробавляться соседской курятиной.

Находка рос и становился умнее и спокойнее. Но признавал он только одного Кулешова. Стоило кому-нибудь протянуть к Находке руку, чтобы погладить такую приятную светло-рыжую шерсть, как он стремительно кусал и бросался к ногам хозяина: уши прижаты, загривок шевелится, нос наморщен, а черные губы по краям приоткрыты так, что видны острые клыки. Успокаивался Находка быстро и шел дальше, будто ничего не случилось и будто не бежит очередная жертва в санчасть, к фельдшеру, мазать йодом и бинтовать укушенный палец. Наконец все смирились с тем, что гладить Находку нельзя.