Понятие любви в латинской патристике IV-V вв.

Августин Аврелий в любви как каритас (caritas) видит три основных компонента, соответствующих трем ипостасям Пресвятой Троицы: 1. тот, кто любит – субъект любви – Бог Отец; 2. тот, кого любят – объект любви – Сын Божий; 3. отношение любви, в котором первые два действия любви объединяются – Святой Дух[281] Подобная конструкция вечной связи Бога Отца и Бога Сына побудила Августина определить место Святого Духа следующим образом: Святой Дух является взаимной любовью Бога Отца и Бога Сына[282]. Фактически Августин здесь применил онтогносеологическую аналогию[283], однако, по мнению, Дж. Престиджа, с которым мы не можем не согласиться, подобную аналогию нельзя назвать всецело убедительной. «Августин сделал попытку, может быть, не очень убедительную, применить аналогию субъекта, объекта и отношения к соотношению Трех Лиц и продемонстрировал это на скрупулезно развитом примере разума, осознания разумом себя и любви, которую разум питает к самому себе и к своему знанию»[284].

Августин активно использует и антропологическую аналогию: сопоставляет троичность человеческого существа (ум, волю и чувство) с Тремя Ипостасями Троицы. Душа любит свое существование, и поэтому стремится познавать себя. В этой аксиоме Августина К. Скворцов видит стремление святого отца «показать образ Троицы в душе…Я люблю свое существование и знание… Я не старался бы знать себя, если бы не любил».[285] Человеческая любовь является по Августину аналогом любви Божией. На наш взгляд, любовь в этом выступает методом постижения тайны внутритроичного бытия. Именно с помощью анализа любви Августин разрабатывает психологическую аналогию для объяснения тринитарного догмата[286].

Однако Любовь является не просто отношением, а отождествляется Августином с Сущностью Бога.[287] Бог не есть Троица, если Он не есть Любовь, ибо как можно любить лишь самого себя? В этом случае речь идет не о любви, а об эгоизме, который бесконечно чужд Богу. Для любви нужен другой, нужна другая личность и жертвенное служение ей. В Боге предвечно есть отношения Любви между Ипостасями Троицы. Как Бог имеет одну единую сущность, эссенцию[288], то и сущность любви одна.

Чтобы более детально представить специфический способ осмысления вечных отношений внутри Троицы, рассмотрим труд Августина «10 проповедей на Первое Послание ап. Иоанна», который представляет собой анализ первого послания ап. Иоанна Богослова, каждый стих которого пронизан, как золотыми нитями, словами любви[289]. Данное сочинение написано в полемике с донатистами, с ересью которых в ту эпоху боролась христианская Церковь.

Августин использует именование Бога Любовью, употребляя при этом два термина как синонимичные: «дилекцио (dilectio)» и уже рассмотренный нами «каритас» (caritas)[290]. Он делает это в интеллектуальном диалоге с сентенцией ап. Павла: «любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам. (Рим.5:5)». Размышляя над этим боговдохновенным текстом, Августин делает вывод, что Святой Дух должен быть одновременно и Любовью, и Даром, поскольку мы способны любить лишь в Духе, которого Бог дарует нам.[291] Это рассмотрение отражает очень важный аспект примата икономии Троицы в понимании вечной природы Бога. Святой Дух есть Любовь, Он является Любовью между Отцом Любви и Сыном Любви.[292] Известнейший православный богослов XX века, сын философа Н. О. Лосского, Владимир Лосский на примере этого учения Августина верно показал, где проходит демаркационная линия между западным и восточным богословием. «В противоположность западному богословию, учение Восточной Церкви никогда не определяет отношений между Лицами Пресвятой Троицы названием каких-либо Ее атрибутов. Никогда не скажут, например, что Сын происходит по образу разума, а Дух Святой – по образу воли. Святой Дух никогда не уподобляется любви между Отцом и Сыном. В тринитарном психологизме блаженного Августина можно видеть скорее образную аналогию, нежели положительное богословское учение, выражающее соотношения Божественных Лиц»[293].

Помимо триадологии, Августин фрагментарно говорит о любви в связи с эсхатологической проблематикой. Великий богослов ведет прямую полемику с донатистами, особенно в третьей части своего труда[294] в связи с эсхатологической проблемой. Противники Августина признавали веру во Христа. Тем не менее, Августин утверждает, что, хотя донатисты исповедовали Христа, как они сами утверждали, они отрицают Христа своими действиями[295]. Это делает их еще более худшими, чем еретики, ни одни из которых не отрицают, что Иисус есть Христос[296]. Донатисты противостоят Божественному Слову Божьему, то есть Христу, и поэтому они могут рассматриваться как антихристы.