Понятие политического

Ситуация менялась медленно и с большими трудностями, в частности, благодаря вмешательству США и Англии. В 1924 г. рейхстаг ратифицировал план Дауэса, предусматривавший более посильные для Германии репарации, через некоторое время нормализовалась денежная система, и вся экономика в последующие годы была на подъеме вплоть до депрессии конца 20-х гг. Фактически суверенитет Веймарской Германии был серьезно ограничен, а единство страны, обретенное менее полувека назад, находилось под угрозой сепаратизма, который поощрялся извне, в частности, Францией. Поэтому связь внутренней и внешней политической и правовой проблематики была очевидной. Рассуждения Шмитта о единстве народа, суверенитете, внятном различении друга и врага были не просто актуальными, они были формулами политической философии, обращенной не только к специалистам, но, собственно, ко всем образованным согражданам. Ее особенностью было то, что положение дел она проясняла через емкие формулы права, имеющие внятный политический и юридический смысл. Обращение к международному праву было для Шмитта интересным и в научном, и в практически политическом плане. Тематизируя международно-правовую проблематику в исследованиях о понятии политического, он соединял в одном изложении внешнее и внутреннее: внутреннее, конституционное устройство страны зависит от воли народа, от его учредительной власти, но ведь народ, государство соприкасается с другими народами и государствами, внутреннее решение по определению суверенно, только если обеспечен внешний суверенитет, а необходимость подчиняться внешним силам ставит под вопрос полноту суверенитета. И вопрос этот может быть переформулирован так: На каком основании? Как совместить демократическое устройство, в котором народ является источником всей власти в государстве, со статусом оккупированной страны, не свободной в распоряжении своими богатствами, армией и самой территорией?

Немцы знали, что фактически они проиграли войну (и многие в тех кругах, к которым был близок Шмитт, считали, будто виной всему «удар в спину», нанесенный революцией стране накануне победы), однако характер установившегося нового мирового порядка был неясен. Могло ли быть его основой одно только фактическое вооруженное превосходство победителей? Важнейшим институтом регуляции международных отношений была в то время Лига Наций, в которую, однако, не входили ни США, ни Германия, ни Советская Россия. Уже одно это влекло за собой много политико-юридических проблем. Международноправовой вопрос заключался не в том, чтобы одной только силой принудить Россию (а впоследствии СССР) и Германию к следованию решениям Лиги Наций. Задача организации состояла в обеспечении мира, притом — мира, имеющего легитимный, правовой характер. Но кто и как будет определять эту легитимность? Каким образом она окажется легитимностью для всех, в том числе и не входящих в организацию стран? Наконец, как совместить легитимность международного права и права государственного? В этой ситуации абстрактные рассуждения Ханса Кельзена о единстве права, в котором основанием значимости всякой нормы должна была считаться более высокая норма, оборачивались политически очень важными результатами: международное право Кельзен ставил выше государственного.[828] Шмитт же занимал прямо противоположную позицию, но это не значит, что он просто отрицал значимость международного права. Он видел его уязвимость и не верил в то, что построенная в Европе система может удержать мир от новой войны. По отдельным вопросам и общей проблематике международного права Шмиттом написаны десятки работ, знакомство с которыми позволяет лучше понимать его политико-философские сочинения. В более поздний период творчества Шмитта мировая политика заняла основное место в его исследованиях, но некоторые воззрения не изменились.