И все-таки было бы не совсем правильно принимать эти высказывания Шмитта за чистую монету. Дело не только в том, что в 20-е и 30-е гг. политическое ставилось перед государственным (до некоторой степени в том же духе может быть прочитана изданная им в 1963 г. «Теория партизана»),[815]
но и в том, что самое устройство политического, по Шмитту, не может быть правильно понято, только исходя из ясных различений внешнего и внутреннего в рамках права народов. Политическое в трактате Шмитта — это область особой мотивации, превалирующей над прочими областями человеческой жизни, это область экзистенциального решения, что, конечно, вряд ли может быть отнесено к «оберегаемой» международным правом войне государств. А определение врага как публичного, но не частного врага, оставляет много вопросов. Понятно, что вражда между частными людьми — не то же, что вражда политическая. Враг как публичный враг — это враг политического единства, враг государства и враг народа. Но этого мало! Частная вражда, о которой он говорит, должна быть теоретически дополнена рассмотрением частной дружбы. Если о дружбе между государствами и политическими единствами Шмитт тоже говорит очень мало, то это все же не отменяет того просто обстоятельства, которое хорошо знакомо всем наблюдателям политической жизни: в политике есть союзничество. В дихотомии «друг/враг» — «друг» — это «союзник». Но что такое «частный друг»? Помимо обычного понятия дружбы, в данном случае, видимо, следовало бы думать о том, что частные отношения возможны поверх границ. Разумеется, это не дружба в традиционном смысле слова, это именно то, что приходит на смену дружбе, то заинтересованное, однако расчетливое партнерство, которым, в частности, является рынок. Политическое единство консолидируется, таким образом, не только против тех, кто извне угрожает суверенитету государства, но и против тех, кто изнутри уходит в частное, потому что частное на самом деле не аполитическое, но антиполитическое. Тотализирующий потенциал политического явлен здесь в полной мере, и трактовка политического как публичного противостояния не должна вводить нас в заблуждение.В современных интерпретациях «Понятия политического» особое место занимают отсылки к двум выдающимся мыслителям, младшим современникам Шмитта, оказавшим, возможно, серьезное влияние на некоторую модификацию его взглядов. Один из них — Лео Штраус, в те годы многообещающий молодой политический философ, которому Шмитт очень помог рекомендацией для получения гранта на исследования фонда Рокфеллера. Штраус уехал из Германии накануне решительных событий и уже не вернулся, их переписка со Шмиттом прервалась, но взаимный интерес остался на долгие годы, а из исследований, начатых благодаря стипендии, выросла знаменитая книга Штрауса о Гоббсе. В рецензии «Примечания к „Понятию политического“ Карла Шмитта»[816]
Штраус раскрывает потенциал его подхода в смысле куда большей радикальности, чем тот, что был внятно представлен в первоначальной публикации в «Архиве». «Быть политическим, — пишет Штраус, — значит ориентироваться на „серьезное положение дел“. Поэтому утверждение политического как такового — это утверждение борьбы как таковой, все равно, за что ведется эта борьба».[817] Рассуждения звучат действительно по-шмиттовски, но требовалось довести их до логического завершения, представив аргументы в чистом виде. Возможно, Шмитт и обошелся бы без замечаний Штрауса, но не случайно он способствовал публикации его заметки. В первом, журнальном тексте «Понятия политического» Шмитт писал так, что его местами вполне можно было понять если и не в либеральном духе (как это иногда делают и до сих пор), то, по крайней мере, в смысле диалога с либеральными теоретиками, которые охотно рассуждали об автономии отдельных сфер человеческой жизни. Шмитт начинает с того, что требует установить такое же различение для политического, какое установлено для прочих автономных областей. Это вполне можно было трактовать и так, что политическое — отдельная автономная сфера. Современному читателю достаточно заменить мутное слово «сфера» или «предметная область» на слово «система», чтобы в полной мере объяснить себе Шмитта и тем самым окончательно утратить шансы на его понимание. Но позднейшие редакции текста в 30-е гг. не оставляют сомнений в том, что политическое для Шмитта не «одна из», но важнейшая область. Упоминание Штрауса в переиздании «Понятия политического» 1963 г. не случайно, хотя Шмитт предпочитает здесь обсуждать другие его идеи.