Конечно, существует множество вопросов, которые могут подниматься в связи с этим правилом. Мы можем спросить, обычная ли это практика для судов, законодательных органов, официальных и частных лиц в Англии — действительно использовать это правило как окончательное правило признания? Или же наш процесс юридической аргументации является праздной игрой с критериями действительности ныне отброшенной системы? Мы можем спросить, является ли удовлетворительной такая система, в корне которой такое правило? Создает ли она больше добра, чем зла? Есть ли продиктованные благоразумием причины поддерживать ее? Существует ли моральная обязанность делать это? Все это, очевидно, очень важные вопросы. Но столь же очевидно, что, когда мы задаем их о правиле признания, мы более не пытаемся ответить на такие же вопросы о нем, на которые мы отвечали о других правилах с помощью правила признания. Когда мы переходим от утверждения, что то или иное постановление имеет юридическую силу, потому что удовлетворяет правилу «то, что постановляет королева в парламенте, является законом», к утверждению, что в Англии это правило используется судами, официальными и частными лицами как окончательное правило признания, мы перешли от внутреннего утверждения о праве, касающегося действительности правила системы, к внешнему утверждению о факте, которое мог бы сделать наблюдатель, даже если он сам не принимает этой системы. Таким же образом, когда мы переходим от утверждения, что то или иное постановление действительно, к утверждению, что правило признания данной системы великолепно и система, основанная на нем, заслуживает поддержки, мы перешли от утверждения о юридической действительности к ценностному суждению.
Некоторые авторы, подчеркивавшие юридическую окончательность правила признания, выражают это, заявляя, что, в то время как юридическая действительность других правил системы может быть продемонстрирована по соотнесению с ним, юридическая действительность самого этого правила не может быть продемонстрирована, но «допускается», или «постулируется», или является «гипотезой». Это, однако, может вводить в серьезное заблуждение. Утверждения о юридической действительности отдельных правил, высказываемые в повседневной жизни правовой системы судьями, юристами или обычными гражданами, действительно несут с собой некоторые исходные допущения. Это — внутренние утверждения о праве, выражающие точку зрения тех, кто принимает правило признания системы и по существу оставляет невысказанным многое из того, что могло бы быть высказано во внешних утверждениях об этой системе. То, что таким образом остается невысказанным, формирует нормальный фон или контекст утверждений о юридической действительности и поэтому, как говорят, «предполагается» ими. Но важно четко видеть, каковы именно эти предполагаемые материи, и не затемнять их характер. Есть две стороны этого. Во-первых, человек, серьезно утверждающий действительность некоторой данной нормы права, допустим, того или иного статута, сам применяет правило признания, которое он признает уместным для идентификации права. Во- вторых, это тот случай, когда данное правило признания, через которое он оценивает действительность конкретного статута, не только принимается им, но и является правилом признания, реально принятым и применяемым в общем функционировании системы. Если бы истинность этого предположения вызывала сомнения, ее можно было бы установить, обратившись к реальной практике: к тому, как суды определяют то, что будет считаться правом, и к общему принятию или примирению с такой идентификацией права.
Ни одно из этих двух предположений не может быть удачно охарактеризовано как «допущение» о «действительности», которая не может быть продемонстрирована. Мы нуждаемся в понятии «юридическая действительность» и обычно используем его только для того, чтобы отвечать на вопросы, возникающие внутри системы правил, где статус правила как элемента этой системы зависит от того, удовлетворяет ли оно некоторым критериям, которые дает правило признания. Таких вопросов не может возникнуть по поводу действительности самого правила признания, которое обеспечивает эти критерии: оно не может быть ни действительным, ни недействительным, но просто принимается как подходящее для использования таким образом. Выражать этот простой факт туманным высказыванием о том, что его действительность «предполагается, но не может быть продемонстрирована», подобно высказыванию о том, что мы предполагаем, но никогда не можем продемонстрировать, что эталонный метр в Париже, являющийся конечным тестом на правильность всех измерений в метрах, сам правилен.