Понтий Пилат

По команде Амана Эфера повозки и всадники понеслись на большой скорости к впереди стоящей группе. Не доезжая до нападающих 50 локтей, повозки раздвинулись по всей ширине дороги, увеличивая поле обстрела для лучников. В повозках встали три лучника, и шесть стрел свалили коней под всадниками. Повозки остановились, и люди повернулись лицом к догоняющей их группе всадников. В этот момент из-за поворота вылетела колымага, в которой сидела в полном вооружении внушительная ватага, оравшая и выражавшая такую ярость, что, очутившись между двух огней, нападавшие заметались, заворачивая коней. Лучники, не переставая, обстреливали их. Падали кони, люди, а подлетевшие на колымаге матросы перерезали ножами и мечами всех четверых. Передняя группа, лишившись коней, а вместе с ними и возможности покинуть поле боя, встала в ряд, сдвинув щиты, и пыталась вести переговоры о мирном расставании.

Не было желания у центуриона вступать в ближний бой с воинами, создавшими боевой строй. Он повернулся и сказал несколько слов своему сирийцу. Через несколько секунд одна из повозок уже неслась на строй и разметала их во все стороны, не дав времени обдумать встречного манёвра. Аман Эфер с сирийцем вязали кричащего и отбивающегося Линия Сакровира.

— Римского гражданина мы убивать не будем. Зачем нам хоронить его в общей могиле и оставлять след, требующий судебного расследования. Берём его с собой.

Галера взяла курс на восток.

— Теперь нам надо посетить Сидон, — обратился Аман Эфер к Герде, — долги надо возвращать.

Вскоре триера встретилась с небольшим купеческим судном, а поскольку капитаны оказались знакомыми, то суда сблизились для оповестительного разговора. Аман Эфер воспользовался случаем и просил нового знакомого капитана доставить за 100 сестерциев некоего римского гражданина на землю латинян. Анний Сакровир перешёл на парусное судно, в душе ещё радуясь, что для него так благополучно закончилась последняя схватка.

Провожая взглядом парусник, Аман Эфер произнес:

— Предупредили мы капитана о пиратах, но чувствует моё сердце, что не доберётся римский гражданин до родных мест и любимого брата. Кончит жизнь где-нибудь в каменоломнях.

— Не обязательно же пираты должны захватить этот парусник, — возразила Герда.

— Ты бы лучше посмотрела на капитана. Он завтра же и продаст этого Анния тысячи за три сестерциев на первом острове.

— Говорят, ты лично знал пророка Иисуса и вёл с ним беседы? Сам я верный его последователь, и встретить человека, лично знавшего Учителя, для меня большое событие в жизни. Согласись, немногим людям повезло разговаривать с ним — очень молодым ушёл он из жизни.

Так говорил величественный, благообразный старик, расположившийся по восточному обычаю на возвышении огромной комнаты, убранной с излишней роскошью для человека, претендующего на роль скромного последователя Христа.

Изъяснялся хозяин дома на образном греческом языке, что выдавало в нём человека, много побродившего по свету и встречавшегося со множеством людей. Умные, холодные глаза поощрительно смотрели на гостя.

Гость огляделся. Справа и слева от главы дома расположились многочисленные члены семейства: сыновья, дочери, зятья; люди все взрослые, самостоятельно ведущие дела, известные хорошим денежным обеспечением. Гость был уже осведомлён о довольстве, царившем в семействе Аль Рахима.

Присутствовали здесь и наиболее влиятельные члены христианской общины — каждый хотел увидеть и услышать человека, проведшего с Учителем последние его земные часы.

Не случайно гость оказался в этом доме. С интересом рассматривал он людей, обстановку дома, самого хозяина. Аман Эфер искал след удара от пилума Понтия Пилата, доставшегося хозяину в последней схватке на реке Роне. Да, его люди не ошиблись, тот самый сидонец!

Иисус вторично умер бы, узнав, что пираты и работорговцы являются его поклонниками и последователями. Точно установлено, что состояние хозяина дома нажито воровством людей и работорговлей. Что могло толкнуть такой трезвый ум и жёсткий характер к учению Иисуса?

Аман Эфер оглядел ещё раз присутствующих и приступил к выполнению замысла, который привёл его в этот дом.

— Да, я был в числе немногих, кто снимал пророка Иисуса с креста в день казни и провёл с ним наедине последние часы в пещере дома Никодима.

— Надо думать, — раздался голос хозяина, — разговор наедине с Учителем не стал достоянием апостолов и последователей и тем интереснее услышать его содержание от самого собеседника.

Головы присутствующих повернулись в сторону гостя.

— Разговор шёл о грехе и наказании. Очень мало людей знает об обиде, нанесённой пророку, о жестокости, к нему применённой. Он уже понимал, что только одним убеждением сеять добро и препятствовать злу невозможно. Словам и убеждениям должен сопутствовать механизм воздействия на людей. Одни призывы не воспринимаются людьми серьёзно и со вниманием. Добро делать трудно. Оно связано с передачей кому-то своих интересов, другое дело — зло; оно заманчиво и перспективно в делах.

В разговор вмешался старик, скорее всего, глава местной христианской общины.