Попаданка для черного дракона

Котяра явно переигрывал, так что сочувствовать ему выходило плохо, но я никак не могла сообразить, что же происходит на самом деле и в чем причина его поведения. Он только елозил по подушке спиной, словно валерьянки кто налил, и строил из себя умирающего.

– Иди поешь хоть, – предложила я.

– У тебя же ничего не осталось…

Ярко-зеленый глаз подозрительно приоткрылся.

– Вспомнила! У меня осталось еще немного леденцов, – соврала я.

На самом-то деле я просто не хотела отдавать все этому проглоту в один день и приберегла, а то он ведь может уничтожить и кило сахара в один присест. Я залезла в дальний шкафчик, вытащила из него кулек из пергаментной бумаги, высыпала леденцы в миску и поставила на стол. Котяра ел исключительно со стола, потому что «он же не собака».

– Ну ладно, давай, – обрадовался граар, мгновенно забыл о своей болезни и, взмахнув крыльями, перелетел на стол, который слышно скрипнул под его весом.

Он захрустел леденцами, разбрасывая вокруг сахарную крошку, а я присмотрелась.

На спине граара, как раз между крыльями летучей мыши, на его дымчато-серой шкуре, покрытой мелкими чешуйками, было видно пятно более светлого цвета. Внимательно приглядевшись, я заметила, что в этом месте чешуйки будто отслаиваются. Может, у него раздражение какое-нибудь? Вроде диатеза у детей от большого количества сладостей. Может, аллергия? Я аккуратно притронулась пальцами к этому пятну. Граар не отреагировал. Я медленно провела пальцами. Тонкая кожица странным образом будто двигалась под пальцами.

– О да, давай, почеши там, – простонал котяра, оторвавшись на миг от еды и прищуривая глаза.

Я покорно почесала, продолжая разглядывать спинку. Вроде бы ему было не больно, а даже приятно. Кот басовито замурчал и опять зачавкал леденцами. Как только у него это получается одновременно? Я сместила руку чуть вбок и тут заметила, что зона более темной кожи граара будто побелела под моими пальцами, словно отслоилась, стала легче двигаться. И тут я поняла.

– Да ты же линяешь! Ты просто вырос, вот и начал линять. Ты совсем и не болен!

– Как это не болен? У меня все чешется!

От возмущения граар оторвался от своей миски.

– Ну, это же не болезнь, а естественный процесс, – возразила я.

– Все равно! Ты должна остаться сегодня дома, не ходить на работу, а чесать меня везде, где чешется! – заявило наглое животное.

– Но я не могу! – возмутилась я. – Мне нужно работать. И потом, если я не пойду на работу, как я тебя кормить-то буду?

– Леденцы приготовишь, – предположил граар.

– А из чего? Я их не из воздуха делаю. Я деньги зарабатываю, чтобы сахар купить. И потом, вечером мы с девочками идем на бал.

– И ты променяешь меня на какой-то там бал?!

В его глазах было совершеннейшее неверие в то, что это вообще возможно.

– Конечно, да! – возмутилась я.

Граар рухнул на стол, будто подкошенный, картинно закидывая лапу на морду. Стол под ним жалобно скрипнул.

– Я знал. Я знал, что меня никто не ценит. Никто обо мне не заботится. Никому я не нужен…

– Не преувеличивай, – буркнула я. – И вообще, что я могу-то? Перелиняешь – перестанет чесаться.

– А почесать? – жалобно протянул он.

Я закатила глаза, а потом вдруг вспомнила. Ну, точно. В чем-то этот мир благодаря магии был довольно современен, а в чем-то совершенно архаичен. Я сбегала в ванную и притащила оттуда стиральную доску – деревянную штуку с ребрышками-насечками, по которым руками следовало тереть одежду, чтобы отстирать. Я положила ее на пол ребристой стороной вверх.

– Что это? – недоверчиво осведомился граар.

– Это тебе чесалка. Чешись сам хоть целый день, ни в чем себе не отказывай, – бросила я. – После работы я занесу тебе леденцов, а потом побегу к Марион собираться на бал. Надеюсь, у тебя все будет хорошо. На улицу тогда пока не летай, посиди дома, раз болеешь.

– Черствая женщина, – буркнул кот, потираясь спиной о стиральную доску.

– Не скучай и помни, что новая шкурка будет красивая и блестящая, – бросила я и выбежала вон из дома. Разборки с котом отняли у меня время, так что позавтракать я не успела, но, надеюсь, смогу что-нибудь перехватить в кафе.

А вечером нас четверых ждал бал.

Что обычно представляют, когда героиня отправляется на бал? Десяток служанок, целый день отмоканий в ваннах, разные притирания, маникюр-педикюр, маски для кожи и волос, потом услуги массажиста, куафера, который делает прическу, визажист, великолепное платье… И в конце прекрасная дева просто не может узнать себя в зеркале и замирает в восхищении.

Мы же вломились домой к Марион красные, запыхавшиеся, мокрые после трудового дня. Повезло, что господин Дарбер согласился отпустить нас четверых чуть пораньше, помня, что мы никогда не отказывались от переработок.

– Боги, неужели это возможно, неужели это возможно? – причитала Эмма.