Попаданка для лорда

Чего еще опасаться? Одежда? Можно ли пропитать ядом одежду? Как ту ночнушку в фильме про Анжелику? Я переворошила в памяти курс токсикологии – как же давно это было, почти ничего не помню… Вроде бы, чтобы проникнуть через неповрежденную кожу, яд должен быть на жировой основе или связываться с жирами… Чего-то наподобие боевых отравляющих веществ здесь нет, техника до этого еще не дошла, а растительные яды вроде на такое неспособны. Уже лучше – значит, только еда и питье.

Или кирпич на голову. Или веревка, протянутая поперек лестницы. Или подушка, накрывшая лицо. Или, или, или…

Стоп! У меня все-таки начинается истерика. Дышать. Не думать. Дышать. И плевать, что грудь словно сдавило ледяным обручем, и кажется, будто воздух приходится протаскивать в легкие. И в животе крутится ледяной ком.

Что еще я могу сделать? Молиться, как велела Бет? Не вариант. Я привыкла рассчитывать только на себя.

Блинский блин, здесь даже замков на дверях толком нет! На общей двери, ведущей в господские покои, был здоровый засов – видимо, на случай, если последних защитников оттеснят наверх. Но не на дверях спален.

Можно поставить к одной двери табурет, а к другой – медный таз, шума будет достаточно, чтобы меня разбудить. Если вообще получится заснуть.

Дальше. От стрелы в спину и камня на голову я едва ли уберегусь, так что думать об этом не стоит. Незачем думать о том, на что я не могу повлиять. Что еще? Чары? Нет, до сих пот тот – или та – кто хотел меня угробить, пользовался вполне обычными средствами. Хотя чарами было бы эффективней, ведь мне нечего им противопоставить.

Значит, это либо женщина, либо… либо кто угодно, блин! Ревнивая бывшая— не Сибилла, та получила, что хотела. Но за таким мужиком, как лорд Ривз, наверняка тащится шлейф разбитых дамских сердец. Какой-нибудь внебрачный ребенок, нацелившийся на папенькины деньги… Хотя нет, Роберт для этого слишком молод. Был бы моим ровесником… Блин, и без этих игр с возрастом крыша едет! Да тот же папаша, решивший убедить, что мне грозит опасность – кто знает, сколько яда было в еде, может, коту хватило, а я бы просто заболела. Подкупил кого-нибудь из прислуги, и…

Блин, блинский блин, это просто невыносимо!

Может, зря я прогнала Бет? Это ж невозможно – сидеть одной при свечах и вздрагивать от каждого шороха!

Я вскочила, уронив табурет, и решительно двинулась к двери.

Куда меня вообще несет? Мужик и без того под конец вечера выглядел так, что краше в гроб кладут. И что он сможет сделать? Приставить ко мне дегустатора? Так мало какие яды действуют мгновенно. Зачем я вообще к нему поперлась?

Но пока все эти, без сомнения, умные и своевременные мысли крутились в голове, руки сами распахнули дверь, ведущую в купальню, где – я это знала – была дверь и в спальню лорда Ривза.

Вот только ванна не пустовала. Роберт развалился в ней, откинув голову на край и закрыв глаза. Перевитые мышцами руки расслабленно свисали с бортиков.

Блин! Ну и куда меня понесло?

– Уже соскучилась? – ухмыльнулся он.

Блинский блин!

Он лениво приподнял ресницы – и в следующий миг распахнул глаза, подобрал колени к груди, стремительно превратившись в сжатую пружину, готовую вот-вот распрямиться.

– Что случилось?

Я всхлипнула. Блин, да что это такое, нельзя реветь, не о чем реветь, я жива, все обошлось, и…

Он оказался рядом в одно мгновение, обнял, прижав к себе, такой большой, надежный, сильный. Меня затрясло, слезы покатились сами.

– Ты спас мне жизнь, – всхлипнула я. – Ты спас мне… жизнь.

– Кэтрин? – Он встряхнул меня, заглядывая в лицо. – Кэтрин!

– Ты… спас… мне…

Сильные руки подхватили меня, куда-то понесли – дрожащую, всхлипывающую, и вдруг уронили, вокруг сомкнулась вода, хлынула в нос, накрыла с головой. Я рванулась, вынырнула, хватая ртом воздух, вскочила, выплюнув самые грязные ругательства, какие помнила.

– Ну слава богу, – выдохнул Роберт. – Пришла в себя?

Я стерла с лица капли, отлепила от шеи мокрые волосы.

– Да.

Блинский блин! Позорище какое, перед мужиком истерику закатить!

Он легко, точно пушинку, вытащил меня из ванны. Стянул промокший насквозь пеньюар, следом – ночнушку, укутал в невесть откуда взявшуюся простыню. Отвернувшись, обмотал бедра полотенцем. Снова подхватил меня на руки— я вцепилась ему в шею, и Роберт рассмеялся.

– Не бойся. Больше не уроню.

Он пнул ногой дверь, прошел в свою спальню, уселся на кровать, устроил меня на коленях, обняв.

– Рассказывай.

Я вздохнула. Очень хотелось прижаться к нему всем телом, ткнуться лбом в шею и расплакаться, позволяя себя успокаивать. Только я не маленькая перепуганная девочка, которая вправе ждать, что кто-то большой и сильный придет и защитит. Я взрослая женщина, которой сейчас как никогда нужна трезвая голова.

Хотя, если начистоту, как же хорошо, что есть кому рассказать. Что кто-то не будет заполошно всхлипывать, как Бет, и причитать про проклятие. Может, вместе мы что-нибудь придумаем.

Я выпрямилась. Посмотрела ему в лицо и как можно спокойней произнесла:

– Горничная отдала ту еду, что я уронила, когда ты пришел вечером, коту. Кот издох.