– Вы так говорите, как будто идеология – это что-то плохое. Идеология – это ведь способ познания мира. Такая операционная система. Как можно начать хоть в чем-нибудь разбираться, если нет операционной системы? Вы вот идеологических клеймите, мол, собственное мнение нужно иметь, по любому вопросу, а мне кажется, что эта вот идея, о том, что обязательно нужно иметь собственное мнение, очень уж она переоценена. Иногда его лучше и не иметь вовсе. Зачем? Если чье-то мнение вполне тебе подходящее, то бери его и пользуйся.
– А как же тогда разобрать, где кончается другой, тэкскзать, малыш, и начинаешься ты?
– Депутат Рыжик Тома, хотя бы на заседаниях не ковыряйте нос.
– А? Что?
– Ничего, мы на правительственном заседании.
– Васильев вон тоже ковыренит, и ничего.
Депутат Васильев очнулся и вот что имел на это возразить:
– А ты не ябедничай. Мне это думать помогает. Ты вот ковыряешься в носу как пессимист, у которого за углом могила, а я ковыряю оптимистично, со всей осознанностью.
– Мне, может, это тоже думать помогает, – обиделся Рыжик Тома.
За окнами виднелись стрелки часов Спасской башни, министр Стас-Матрас, сидящий спиной к этим окнам, включил конференц-микрофон.
– Саня, вот ты говорил про мнения. Ну, про то, что они переоценены.
– Так.
– …Ты сказал, что если есть чье-то хорошее мнение, то не зазорно его брать… Ну, и пользоваться.
– Да, совершенно справедливо.
– Это все очень правильно и тонко ты сказал. Прямо вот в самую сердцевину попал.
Саня крякнул, как обычно крякал, когда его удачно хвалили.
– Вот об этом я и хочу поговорить. Спасибо, что вернул к мысли. Возьмем, к примеру, наших самых маленьких малышей. В каком-то смысле наши малыши – идеальное формообразование. Малыши – это масса. Малыша одного не существует. Он стихиен. У нас есть мнение, и мы даем его малышу. И мнение наше изначально положительное. Что же происходит сегодня? Масса научилась заявлять о своих правах и желаниях. Это неправильно. Если что – она просто ноет.
– Саня, это совсем мелкие ноют. Шелупонь. Малыши по-прежнему с нами и не ноют.
– Вот. Шелупонь, как ты говоришь. Пупсы. А все отчего? Никто не может сказать, что малыш неграмотен. Каждый малыш знает, что такое энтелехия и тохтамыш. Смотрит видосики. Но пупсы же… Пупсы – тупари. А потому незащищены. Их нужно, как это сказать…
– Защищать?
– Точно. И не только. Пупсы же они… Как попа. Попа неотличима от попы, в этом ее глубинная сущность. Попка равна другой попке, и две половины ее тождественны. Вот мы им должны придумать идеологическую попу, понимаете? Попакратию.
– Понимать-то понимаем, Сань. Мы-то готовы. Но сложность затрудняет понимать.
– Вот, скажем, кто лучше, старушка или красноармеец? Скажи мне, Дряблый Живот.
– Ну кто-то все же, наверное, получше все-таки.
– Ты молодец. Потому что ждешь моего мнения. А я тебе скажу. Скажу, кто лучше. Старушка – она, конечно, горит лучше, чем красноармеец, однако красноармеец лучше плавает. Так кто же лучше? А? А никто. Потому что критерии разные. А надо, чтобы были одинаковы. Как две половинки попы. Ведь если же от человеческого тела можно отрезать все что угодно, а попу отрезать нельзя – значит, то, что мы есть, и есть попа. То, что мы зовем душой и «я».
– Это ты верно все, Сань. Все так и есть.
– В самую суть, ага.
– Тогда давайте к докладам. Кто чего наработал?
Начал Иван Васильевич, двенадцатилетний депутат с русыми волосами.
– Наше бюро провело экспертизу. На графике хорошо видно… Вот эта перевернутая порабола показывает прямую зависимость ВВП страны от средней длины пипки у мужского населения этой страны. Выборка по сорока фокус-государствам. Государства, в которых мужчины обладают средним размером, имеют тенденцию к скорейшему экономическому развитию, напротив, в странах с максимальными и минимальными показателями мы наблюдаем сравнительную бедность.
Саня покачался в своем кресле, тряся головой, как китайский болванчик.
– Иван Василич, вы когда докладываете, у меня такое ощущение, что вы бредите.
Саня не любил открытых окон, и потому взволнованный Иван Васильевич принялся порядочно потеть в своем черном плотном костюме.
– Нет же, уверяю вас, наши аналитики…
– Аналитики, нейролептики… Вы мне это бросьте. Иван Василич, ну как же так, вы предлагаете мне объявить на всю страну, что у нас, согласно каким-то там вашим графикам, пипка – этсамое?
– Что, простите?
– Простить что?
– Я вас не понял.
– Нет, это я вас не понимаю. У нас с показателями все должно быть в порядке, понимаете? По первому разряду проходить все должно. И только так, только так. По-другому нельзя. А иначе это все вообще не нужно. Вот как у них было во взрослом мире? Сиськи и камера. Главные рычаги паблисити. Сиськи. Камера. Графики. И показатели в поряде. А у нас что?
– Что?
– То-то и оно.
– Что?
– То самое.
Депутат Алка закурлыкала, Иван Васильевич замялся.
– Это ж… Ну как… Ну вроде тут как бы так вот…
– Знаете что, Иван Василич? Хватит нам тут брить слона… У кого еще какие новости? Что в Институте Лазера и Овсяного Печенья? Что по генетике?
– Все идет, – отозвался Стас-Матрас.
– Куда идет?
– По плану идет.