– Дорогие мои! Сегодня особенный день, как все мы знаем. Мы должны отметить тысячелетие боли. Наши друзья из Мехико прислали нам по этому случаю особенное угощение. – Дядюшка Ладо вытащил из ящика, стоящего перед ним, коричневое печенье и поднес к лицу, держа аккуратно, тремя пальцами. – Каждая такая печеняша состоит частично из праха сподвижника великого Ленина, организатора Красной Армии Льва Давидовича Бронштейна. Мексиканские братья выкрали урну с прахом революционера и испекли для нас этот подарок, во имя расширения поля борьбы. Теперь в нашу махачку мы можем включить не только живых, но и мертвых ребят из прошлого. Приятного аппетита, товарищи!
Печенье принялись передавать по залу, из рук в руки. Соратники пробовали Льва Давидовича на вкус, Абрикосовое Мыло получил свое печенье и хрустнул, Трехлитровая Башка повторил за ним.
– Эти мертвые ребята из прошлого, надо сказать, – пережевывая печенье, размышлял Виталз, – нехило так держат нас в заложниках в настоящем.
– Ешь давай, – отрезал Абрикосовое Мыло.
– Да разве Троцки нам друг вообще? – обиделся Виталз.
– Конечно нет. Но он говорил, что все, что произойдет в будущем, уже предначертано революцией. То есть он как бы все равно наш предтеча. Стало быть, за нас.
– Да фигушки. Не был он за нас. Троцки был предатель.
– Сам ты предатель. Троцки лудьший.
– Во-во.
– Зачем тогда Ладо раздал печенье и мы тут его жрем, если так?
– Ты совсем не слушал? Мы вкушаем плоть врага. Потому что он предатель.
– Точно. Забираем силу. Как Дункан Маклауд.
– Это ты не слушал. Потому что дебил. Нам соратники прислали. Это плоть героя. Сам ты враг, утырок.
– Иди уже. Обламываешь.
– Выключайте быкоко, пацаны, вы чего? Жрите печенье, а то кончится.
– Вот именно. Друг, враг. Какая разница, все равно все выйдет из кишки. Как вышло из кишки истории.
Крошки летели на солдатские футболки, шорты, сандалии, оставались погонами на плечах и на груди медалями. Печенье было заслужено будущими подвигами, подвалами, полигонами, девятыми валами, в стиле хлодвиков, людовиков, брейвиков.
Слева от сцены что-то затрещало, завыло и зазвенело. Это медведь дотянулся через решетку лапой до душа, поймал голову Бабы Зрелость, приблизил ее к себе и откусил женщине лицо. Ноги Бабы Зрелость быстро задрыгались, женщина трясла голыми ляжками, из центра окровавленного лица брызнула в потолок струя крови, попадая на растяжку с надписью «Знать – не значит существовать». Медвежья шкура быстро пропиталась кровью. Медведь захрюкал. Данилка громко заныл из своего угла. Абрикосовое Мыло заорал:
– Кто отвязал Медведя? Я же сказал, привязывать крепко!
– Никто не отвязывал, просто он дотянулся лапой, вот и все.
Тело женщины рухнуло на деревянное дно кадки. Душ продолжал работать и смывал следы крови в металлический смыв, закручивая воду по часовой стрелке. – Это был наш единственный взрослый, ты понимаешь? Наш козырь. Наш эрос. Все, теперь нет его.
– Медведь сожрал Бабу Зрелость! Сожрал Бабу Зрелость! Баба Зрелость – уже все! – понеслось по подсобным помещениям секретного кафе.
Стояла смутная пора, когда Малышатия мужала с гением Саньки Ладо. Не много времени прошло с тех пор, как он сформулировал принцип «Взрослых не брать», а вот уже и бескорыстные мазохисты-взрослые тянутся в Малышатию нелегалами со всех сторон. Детей из других дворов еще пристраивали на разного рода работы: то матрешками торговать, то пуховыми носками, то жостовскими подносами, то палехскими шкатулками, то каслинским литьем, а вот со взрослыми разговор совсем другой. Анкетами, паспортами и ксерокопиями были забросаны посольства Малышатии за рубежом, люди стремились увидеть уникальное место, куда попасть непросто. Взрослых туристов старательно отбирали по фотографиям, ибо «дети-то они все милашки, а вырастает из них всякий бодыль». Для успешного прохождения собеседования на визу совершеннолетнему соискателю необходимо было доказать, что он умеет свистеть двумя пальцами, проходить «Диабло» без кодов и играть на вувузеле. В противном случае его анкета отвергалась.
Вот что прежде было? Ну, припомни, пальцы загибай. Раздрай, алкаши, ампутаны везде. Полный Йом Кипур. А теперь же, глянь: всюду сверстники резвятся, киоски ломятся от всяческого шмурдяка. Хорошо тебе, даже если ты девочка. Настали такие деньки, каковых никогда не бывало.
Малышатия!
Вот Аленка оседлала скамейку, вывалила перед собой шпуньки, заколки, монеты и бусины. Бранимир, будущий известный адвокат, без конца хлопает дверью своего автомобиля. Велислава, Горан и Добролюба спрятались. Елица не может их найти, готова разрыдаться уж. Живко, Здравко и Ивайло распасовывались в квадрате, мяч улетел за забор, в очередной раз спорят, кто за ним полезет.
– Че ты кокрастыка?
– Я не спецом.
– Ну здрасьте посрамши. Еще бы ты спецом. Сам полезешь.
– Че я? Это сфонтанно произошло. Ты пропустил – ты и лезь. Тебе ближе.
– Ты запнул – ты и беги.
– Тебе ближе. Я не спецом.
– А я в прошлый раз бегал, там тоже не спецом было, че я тебе, каждый раз бегать буду?
Живко и Ивайло еще протиснутся между прутьев, а Здравко как пить дать застрянет.