Попакратия

Башка возвращался в разодранном кителе через пустой двор. Во дворе, склонясь над муравейником, застыл Санька Ладо. С отсутствующим выражением лица он следил за слаженными движениями муравьиных масс. Было непривычно видеть его без свиты. Башка еще не знал, что, пока он вершил свои геройства, Армия Репейника отчепорила бойкую па-де-дейку.

– Как дела, Санек? Где все?

– Сдриснули.

– А ты чего не с ними?

– Я им больше не нужен. Разбежалась моя армия.

– Как «разбежалась», Санек?

– Кто-то нашел, где растет репейник, и принес. Теперь его до жопы, и каждый из них генерал. Понимаешь, Башка? Налепили на себя звезд и орденов, клоуны. Они теперь им даже швыряются друг в друга.

На этих словах Саня впервые за весь разговор поднял голову и взглянул на Башку. В Саниных глазах зрели слезы. «Заплачет или нет?» – подумал Башка. Но Саня не заплакал. Может, и вовсе показалось, и никакие слезы не зрели. Но почему тогда Саня не заметил разодранной майки и грязного лица Башки, почему ничего не спросил? Неужели ему настолько все равно, что он не видит даже таких очевидных вещей? Неужели Башка для него пустое место?

– Это ведь твоя армия, Санек. Да кто они без тебя?

– Спасибо, Башка. Они никто.

– Что же дальше будет? Что станет с Малышатией?

– Я тебе скажу. Война еще чуть-чуть продлится. Погибнут в основном идейные молодые люди, цвет нации и ее будущее. А все остальные – с их воровскими понятиями, приблатненным говорком, со всей их фальшивой национальной идентичностью – останутся. А потом разойдутся домой, чтобы сесть за стол с оккупантами, «кушанькать». Вначале только побурчат для вида, а потом пойдут и сядут.

Отныне все знали, где шебуршала мухоедка и ухал вывертень, где благоухал волчий локоть и зарыл свою кость самоед. Отныне каждый мог принести столько репейника, сколько хотел, и не существовало больше никакой тайны. Тайна умерла.

Девочка на мерцающем экране, диктор новостей с сорокалетним опытом, объявила: «Мы уполномочены заявить: боевые действия Башки против Жеки закончились непонятно чем. Кто кого победил, неясно тоже. Однозначно можно утверждать одно: побывавшие в мясорубке никогда не будут прежними. Война между ними окончена».

Противостояние дворов, рухнувших один за другим под грузом своих ошибок, апломба и гедонизма, сменилось противостоянием всех против всех. Буйным цветом расцветали национализм и сепаратизм. Русским исполнилось восемь лет, американцам и немцам по десять, израильтяне были подростки, венесуэльцам четыре. Старшаки наконец встали на сторону малышей, и именно из этих, самых великовозрастных, детей укомплектовывались регулярные армии – всем им было аж по восемнадцать лет. Маленькие арабы воевали с маленькими евреями, маленькие сунниты с маленькими шиитами, маленькие католики с маленькими протестантами, маленькие белые с маленькими черными, маленькие северяне с маленькими южанами, маленькие горцы с маленькими степняками, маленькие горожане с маленькими сельскими жителями, маленькие аборигены с маленькими пришельцами, черная кость с голубой кровью, маленькие солдаты с маленькими офицерами, дети с отцами, скваттеры с домовладельцами, маленькие чеченцы с маленькими казаками, маленькие абхазы с маленькими грузинами, маленькие баски с маленькими каталонцами, маленькие сикхи с маленькими индусами, маленькие хохлы с маленькими кацапами, маленькие курды со всем своим маленьким окружением, шпана люберецкая со шпаной солнцевской, маленькие люди со стихией, стихия с маленькими людьми. Снайпер и подрывник стали самыми престижными профессиями. Пресса сообщала о террористических актах только в том случае, если число жертв превышало пятьдесят. Кровь вопияла, проливалась и ничего не очищала. Если вам скажут, что кровопролитие что-то там очистило, никогда не верьте. Взрывные устройства изготавливались на дому, подобно тому, как раньше гнали самогон. Груженые грузовики везли смешные картинки по «дороге смерти», по замерзшему заливу. Границы государства больше не обозначались полосатыми столбами и контрольно-следовой полосой, но густыми минными полями. Мир, вовлеченный в войну детей, быстро сползал к пропасти, на дне которой могли уцелеть разве что отдельные виды насекомых, бактерии и глубоководные породы рыб.

Как далеко ушли они от времен, когда придумывали игры с палками и консервными банками, воровали яблоки в садах, ели вишни с косточками и косточки не прорастали деревьями в их животах. Когда каждый хоть раз записался на футбол, хоккей или волейбол, но не каждый попал в команду, и те, кто не попал, раньше научились справляться с разочарованием. Когда самым страшным на земле было остаться в детстве на второй год.