Попакратия

Со сжатой челюстью она говорила «я люблю тебя» Сергею, который бросил ради нее свою семью. Звучало так, будто под ее юбкой сидела мышь и ни в коем случае этого факта нельзя было выдать своим лицом.

Она говорила «я люблю тебя» Андрею, в благодарность за то, что он как никто сходил по ней с ума. Звучало так высокопарно, будто она актриса из русского сериала.

Она пела ариозо Ленского «Я люблю вас, Ольга». Выглядело кривлянием и издевкой.

Пыталась изучить любовь на других языках, но ее «I love you» напоминало мягкую китайскую игрушку с дешевым динамиком, лежащим в потайном кармане.

Завела кошку. Оставшись с ней один на один, тренировалась на кошке, но даже мяуканье получалось у нее естественнее признания в любви на человеческом языке.

Один мужчина, с которым она встречалась три года и ум которого безмерно уважала, а может, даже в самом деле считала, что именно любовь является тем самым чувством, что их связывает, сказал во время телесной близости: «Знаешь, тебе не обязательно говорить это, если не хочется». С тех пор она считала заветные три слова недосягаемой для себя высотой искренности и больше не пыталась эту высоту взять. Может, всего однажды еще попыталась, но уж тогда вышло еще нелепее обычного, и фраза была минимизирована в лексиконе и оставлена, как аптечка, на аварийный случай.

Она сказала «я люблю тебя» перед свадьбой своему будущему мужу, имя которого мы никогда не узнаем, потому что для других в ее устах он навсегда останется просто «муж». Вышло с хрипотцой, весьма похоже на кашель.

Она сказала «я люблю тебя» отцу в больнице, перед тем как он умер, и потом надеялась, что отец не услышал.

Она пыталась сказать «я люблю тебя» своему отражению в зеркале. Хорошо, что только зеркало видело этот сарказм и отвращение к себе.

Когда Мише, ее сыну, было десять, он в очередной раз задержался с прогулки. Она с легкой обидой отчитывала его за то, что он не сумел заранее предупредить об опоздании.

– Ну телефон сел, ну мам.

– Не «ну мам». А от Леши позвонить нельзя было? Или от кого-нибудь? Ты ведь знаешь, как я тебя люблю, как сильно переживаю, когда ты задерживаешься, – протараторила она всю фразу целиком, без остановок, акцентируя «позвонить» и «переживаю».

Вдруг она поняла, что употребила запретное слово и что, возможно, все эти годы, в каком-то автоматическом режиме, произносила его много раз, просто не отдавала себе в этом отчет. Это «люблю» звучало просто и естественно, как звук воздуха.

– Откуда же я знаю, как ты переживаешь, – игриво ответил Миша. – Ведь в этот момент меня здесь нет.

Она помотала головой.

– А вот и нет. Ты всегда здесь. Даже когда тебя нет.

Девушка в костюме из неопрена

Сначала мне было интересно просто смотреть. Смотреть – и все, этого было вполне достаточно. Скажем так, меня это даже удовлетворяло, до определенного момента. Ну иногда я могла подойти и, там, прикоснуться рукой, погладить амортизационную вилку, но не более. В то время я еще не очень разбиралась в деталях. Это сейчас меня тошнит от китайского дерматинового седла, но тогда… Мне до всего этого было так далеко, я вообще всего этого не знала, я была девушкой невинной. Мне просто нравились колеса, металл, изгиб руля. Линии. Просто нравилось эстетически, так чисто и без всякого там. Искренне, понимаешь? Чистое наслаждение формой.

А потом я увидела этот маунтайн. Ну, ATB, такой дорожный гибрид. Он стал моим падением в бездну. Я не виновата, что не смогла перед ним устоять. Его оставили на ночь в подъезде и привязали двумя цепями, за раму и переднее колесо. Словно бы распяли передо мной. Он был такой беззащитный, такой покинутый, такой сладкий. На крыльях зияли трогательные царапки. Не люблю, когда владелец уносит переднее колесо. Обычно так поступают с худышками-шоссейниками. Если бы переднего колеса тогда не было, кто знает, может, и я смогла бы сдержаться.

С углепластиком у меня случалось, но всего пару раз. Карбоновые велы нечасто оставляют без присмотра. У них определенно есть свой характер, но он какой-то слишком легковесный, что ли. Не могу с ними дойти до финала, и все тут. Еще вот лично у меня проблемы со складными. Это все равно что резиновая женщина – никакой души. Я не видела никогда резиновую женщину близко, но как-то примерно себе представляю.

Люблю, когда есть четкая геометрия рамы, когда никаких лишних там распорок, только два треугольника из прямых труб, и все. И никаких этих чурок шириной в руку, как они любят делать их, такой причудливой формы. Такие рамы напоминают мне батарею. Задние амортизаторы меня тоже всегда смущали, они какие-то отталкивающие. А вот самое сногсшибательное – это Z-образный подседельный узел. Вот это да! При этом диаметр подседельной трубы вообще не имеет никакого значения, это все миф. Мне встречались уроды с небольшими аккуратными трубочками и красавцы с огроменными трубищами. Это все вообще не так уж важно. У любви ведь нет никаких норм и правил, правда?