Читаем Поправка-22 полностью

– Итак, виновен, – заключил офицер без знаков различия и отошел в сторону. – Он ваш, полковник.

– Благодарю, – сказал полковник. – Прекрасная работа. – Он повернулся к капеллану. – Ну, капеллан, все кончено. Иди.

– Куда? – с испугом спросил капеллан.

– К чертовой матери! – прорычал полковник, показывая через плечо большим пальцем на дверь. – Катись отсюда, ублюдок!

Капеллана потрясли откровенная грубость полковника и собственная досада при радостном известии о свободе, обретать которую ему по каким-то внутренним таинственным импульсам явно не хотелось.

– Вы не собираетесь меня карать? – со сварливым удивлением спросил он.

– Собираемся, будь уверен, дьяволово отродье! Да только тебе незачем знать, как и когда. А поэтому катись отсюда. Живо!

– Вы отпускаете меня? – неуверенно поднявшись и сделав несколько шагов к двери, спросил капеллан.

– На сегодня ты свободен. Только не вздумай удирать с острова. Мы тебя под землей найдем, ясно? Помни, ты у нас под наблюдением двадцать четыре часа в сутки.

Капеллан не надеялся добраться до двери. Он робко шел вперед, ожидая каждую секунду приказа вернуться или смертельного удара по голове. Но его выпустили. Поблуждав по сырым, затхлым, тускло освещенным коридорам, он отыскал какую-то лестницу и поднялся, к своему удивлению, в ротонду штабного вестибюля. Его пошатывало, и дышал он с трудом. Однако, оказавшись на свежем воздухе, ощутив свободу, он почувствовал тяжкое и праведное негодование. Никогда еще жизненные невзгоды не опаляли его так жестоко, как сегодняшние унижения. Он размашисто шагал по громадной гулкой ротонде, и каждый шаг отдавался у него в душе жгучей, жаждущей мщения обидой. Нет, больше терпеть нельзя, говорил он себе, ему надоело беспрекословно сносить издевательства, и отныне его никто не заставит их сносить. Дойдя до парадной двери, он с едкой радостью увидел подполковника Корна, который подымался по широкой лестнице на второй этаж. Глубоко для храбрости вздохнув, капеллан ускорил шаги, чтобы его перехватить.

– Подполковник, я больше не намерен это терпеть! – мужественно воскликнул он, и сердце у него ушло в пятки, потому что подполковник Корн продолжал неспешно трусить вверх, не обращая на него ни малейшего внимания. – Подполковник! – упавшим голосом выкрикнул капеллан.

– В чем дело, капеллан? – молча повернув и спустившись вниз, поинтересовался подполковник Корн; рубаха у него, как всегда, топорщилась на животе пузырем, и коротконогое туловище казалось пузатой бочкой.

– Подполковник, я хочу поговорить с вами об утреннем столкновении самолетов. Это страшное происшествие, воистину страшное, сэр!

– Да, капеллан, это страшное происшествие, – немного помолчав, сказал с циничной усмешкой подполковник Корн. – Мы до сих пор не решили, как написать о нем рапорт, чтобы не повредить своей репутации в глазах начальства.

– Я говорю вовсе не об этом! – без всякого страха и срываясь на скандальный крик, выпалил капеллан. – Кое-кто из погибших уже отлетал положенное и был освобожден от боевых вылетов.

– А что, – ядовито спросил его подполковник Корн, – по-вашему, это происшествие оказалось бы не таким страшным, если б в нем участвовали только новички?

Капеллан опять наткнулся на неодолимый барьер. Безнравственная логика непрерывно загоняла его в безысходные тупики. Дрогнувшим голосом и уже без прежнего напора он сказал:

– Вы творите несправедливость, сэр, заставляя наших летчиков совершать по восемьдесят боевых вылетов, когда в других полках людей отпускают домой после пятидесяти или пятидесяти пяти бомбардировок.

– Мы учтем ваше мнение, – равнодушно пообещал подполковник Корн и сделал шаг вверх.

– Как мне вас понимать, сэр? – с визгливыми нотками в голосе выкрикнул капеллан.

– А так, падре, что мы подумаем об этом, – презрительно откликнулся подполковник Корн. Он снова остановился и добавил: – Вы, надеюсь, не потребуете от нас, чтоб мы действовали не подумав?

– Н-н-нет, сэр. Но разве вы не думали об этом?

– Думали, падре, думали. И все-таки, чтоб доставить вам удовольствие, подумаем еще, а когда до чего-нибудь додумаемся, сразу же поставим вас в известность – вы первый узнаете, если мы придумаем что-нибудь новенькое. Adios, Padre[36]. – С этими словами подполковник Корн затрусил по лестнице вверх.

– Подполковник Корн! – выкликнул капеллан. Подполковник Корн опять остановился. Но теперь он повернул только голову – неприязненно и нарочито замедленно, но явно не собираясь задерживаться надолго. Капеллан нервически, на одном дыхании протараторил: – Я прошу вашего разрешения, сэр, обратиться к генералу Дридлу! Мне необходимо, чтоб мой протест рассмотрели в штабе бригады!

– У меня нет возражений, падре, – злорадно ухмыльнувшись, отозвался после небольшой паузы подполковник Корн. Он ответил не сразу, чтобы подавить ехидный смешок – челюсти у него напряглись, и взгляд остался бесстрастным, но губы все же искривились в ухмылке. – Я разрешаю вам обратиться к генералу Дридлу, капеллан.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих комедий
12 великих комедий

В книге «12 великих комедий» представлены самые знаменитые и смешные произведения величайших классиков мировой драматургии. Эти пьесы до сих пор не сходят со сцен ведущих мировых театров, им посвящено множество подражаний и пародий, а строчки из них стали крылатыми. Комедии, включенные в состав книги, не ограничены какой-то одной темой. Они позволяют посмеяться над авантюрными похождениями и любовным безрассудством, чрезмерной скупостью и расточительством, нелепым умничаньем и закостенелым невежеством, над разнообразными беспутными и несуразными эпизодами человеческой жизни и, конечно, над самим собой…

Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Этика
Этика

Бенедикт Спиноза – основополагающая, веховая фигура в истории мировой философии. Учение Спинозы продолжает начатые Декартом революционные движения мысли в европейской философии, отрицая ценности былых веков, средневековую религиозную догматику и непререкаемость авторитетов.Спиноза был философским бунтарем своего времени; за вольнодумие и свободомыслие от него отвернулась его же община. Спиноза стал изгоем, преследуемым церковью, что, однако, никак не поколебало ни его взглядов, ни составляющих его учения.В мировой философии были мыслители, которых отличал поэтический слог; были те, кого отличал возвышенный пафос; были те, кого отличала простота изложения материала или, напротив, сложность. Однако не было в истории философии столь аргументированного, «математического» философа.«Этика» Спинозы будто бы и не книга, а набор бесконечно строгих уравнений, формул, причин и следствий. Философия для Спинозы – нечто большее, чем человек, его мысли и чувства, и потому в философии нет места человеческому. Спиноза намеренно игнорирует всякую человечность в своих работах, оставляя лишь голые, геометрически выверенные, отточенные доказательства, схолии и королларии, из которых складывается одна из самых удивительных философских систем в истории.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Бенедикт Барух Спиноза

Зарубежная классическая проза