Поправка-22

– Капеллан, – неторопливо и как бы подводя итог, проговорил офицер без знаков различия, – у нас имеется письменное свидетельство полковника Кошкарта, в котором он утверждает, что вы украли у него помидор. – Офицер вынул из папки желтоватый листок бумаги с машинописным текстом, показал его капеллану и положил текстом вниз на правую сторону открытой папки. Потом поднял второй листок, лежавший раньше под первым. – А это, – продолжал он, – официальное показание сержанта Уиткума, где сообщается, что помидор, насколько ему известно, был краденый, так как в противном случае вы не стали бы навязывать ему этот помидор.

– Не крал я помидор, клянусь вам, сэр, – едва сдерживая слезы, измученно пролепетал капеллан. – Богом клянусь, не крал!

– Вы веруете в Бога, капеллан?

– Конечно, сэр. Конечно, верую.

– Это очень странно, капеллан, – сказал офицер, вынимая из папки еще один желтоватый листок с машинописным текстом, – потому что у нас есть заявление полковника Кошкарта, в котором он сообщает о вашем отказе совершать в инструктажной молебны для личного состава перед вылетом на очередное боевое задание.

– Да ведь он сам отказался от этой идеи, сэр, – немного помолчав, чтобы точнее припомнить, оживленно начал объяснять капеллан. – Он отказался от этой идеи, когда узнал, что нижние чины и офицеры молятся одному Богу.

– Он… что? – недоверчиво вскричал офицер без знаков различия.

– Ну и бредовина! – проворчал краснолицый полковник, откинувшись на спинку стула с оскорбленным достоинством и непритворным отвращением.

– Он что – думает, мы поверим в эту чушь? – изумленно вскричал майор.

– Не слишком ли вы заврались, капеллан? – едко хмыкнув, поинтересовался офицер без знаков различия и со снисходительной, но суровой усмешкой воззрился на капеллана.

– Но я же говорю правду, сэр! Клянусь вам, сэр!

– Это, впрочем, неважно, – равнодушно сказал офицер без знаков различия, – поскольку у меня имеется еще одно письменное свидетельство полковника Кошкарта, в котором он утверждает, что вы однажды объявили атеизм вполне законным явлением. Припомните, капеллан, делали вы при ком-нибудь подобное заявление?

Капеллан без всяких колебаний утвердительно кивнул головой, считая, что выбрался наконец на твердую почву.

– Да, сэр, – уверенно сказал он. – Я сделал такое заявление. Я сделал его, потому что это правда. Атеизм не противозаконен.

– Что едва ли может аттестовать вас как правоверного священнослужителя, когда вы делаете подобные заявления, – едко проговорил офицер и, нахмурившись, вынул из папки еще один листок с машинописным текстом. – А вот здесь у меня заверенное должным образом свидетельство сержанта Уиткума, где он клянется под присягой, что вы всячески противились его попыткам ввести в обиход письма соболезнования родственникам убитых и раненых при исполнении ими воинского долга. Это правда?

– Да, сэр, я противился его попыткам, – ответил капеллан. – И горжусь этим, сэр. Сержант Уиткум собирался писать лицемерные и безнравственные письма. Он поставил перед собой цель прославить полковника Кошкарта, ничего другого ему было не нужно.

– Ну и что? – удивился офицер. – Так или иначе, а эти письма служили бы утешением и поддержкой родственникам пострадавших. Разве нет? Мне, признаться, непонятен ход ваших мыслей, капеллан.

Капеллан почувствовал, что загнан в тупик и возразить не сможет. Он понурил голову, ощущая себя безъязыким простаком.

Обрюзгшего полковника осенила тем временем вдохновенная идея.

– А почему бы нам не повыбить ему мозги? – с воодушевлением предложил он остальным.

– Да-да, мы вполне можем повыбить ему мозги, – поддержал полковника хищнолицый майор. – Он ведь всего-навсего анабаптист.

– Нет-нет, сначала мы должны признать его виновным. – Офицер без знаков различия вяло взмахнул рукой, словно отстраняя идею коллег. Потом легко соскочил на пол и обошел стол, чтобы встать с другой стороны, прямо напротив капеллана, немного сгорбившись и плотно прижав ладони к столешнице. Взгляд у него был угрюмый и суровый, а лицо властное и решительное. – Капеллан, – грозно объявил он, – мы обвиняем вас как Вашингтона Ирвинга в своевольном присвоении себе звания военного цензора и противозаконном досмотре писем личного состава. Признаете ли вы себя виновным?

– Я невиновен, сэр! – Капеллан облизал сухим языком сухие губы и встревоженно съехал на краешек стула.

– Виновен, – определил полковник.

– Виновен, – поддержал его майор.

– Значит, виновен, – подытожил офицер без знаков различия и написал какое-то слово на листе бумаги в своей папке. Снова посмотрев на капеллана, он сказал: – Мы также обвиняем вас в преступлениях и проступках, которых еще не сумели выявить. Признаете ли вы себя виновным?

– Простите, сэр, – промямлил капеллан, – но как я могу признать себя виновным, если вы не предъявляете мне конкретных обвинений?

– А как мы можем вам их предъявить, если вы их скрываете?

– Виновен, – решил полковник.

– Безусловно, виновен, – поддержал полковника майор. – Раз у него есть преступления и проступки, значит, он наверняка их совершил.