Читаем Поправка-22 полностью

Над аэродромом застыла тяжелая тишина, лишившая, подобно зловещему заклятью, все живое возможности шелохнуться. Почти двести летчиков – усталых, удрученных, угрюмых – неподвижно стояли с парашютными сумками в руках возле инструктажного барака, и каждый из них старался не встречаться взглядом с остальными. Они словно бы не хотели никуда идти, не могли заставить себя пошевелиться. Приближаясь к ним, капеллан отчетливо слышал шорох собственных шагов. Его взгляд лихорадочно обшаривал молчаливую массу пасмурных и понурых фигур. Увидев Йоссариана, он ощутил в первое мгновение жаркую радость, но, всмотревшись внимательней, почувствовал, что челюсть у него безвольно отвисла, а душа навеки заледенела от ужаса – такое безумное, неистовое отчаяние застыло на осунувшемся, омертвелом и словно бы осененном изнутри черной тоской лице его друга. Капеллан мгновенно догадался – стараясь тем не менее отринуть, отогнать от себя эту чудовищную догадку, он даже отрицательно затряс головой, – что Нетли погиб. Страдальческие спазмы сдавили ему горло. Он зашелся в безмолвном рыдании, ноги у него онемели, и он подумал, что сейчас упадет. Нетли погиб. Надежда на ошибку сразу же заглохла в нечленораздельном гомоне, клубящемся, как темный туман, над угрюмой толпой, – капеллан только сейчас услышал этот негромкий гомон, – и как яркие зарницы предвещают в тусклом тумане ночную грозу, так имя Нетли, явственно рассекавшее невнятный гомон, оповестило капеллана, что надежды нет. Мальчик погиб, умер, его безжалостно убили. У капеллана задрожала челюсть, из глаз потекли слезы, он судорожно всхлипнул и заплакал. А потом шагнул к Йоссариану, чтобы разделить, стоя с ним рядом, его немую тоску. Но в этот момент кто-то грубо схватил капеллана за руку и требовательно рыкнул:

– Капеллан Тапмэн?

Оглянувшись, капеллан увидел начальственно бесцеремонного, плотно сбитого и слегка обрюзгшего крупноголового полковника с густыми длинными усами на испещренном красными прожилками холеном лице. Он никогда его раньше не встречал.

– Да, – удивленно сказал он, – я капеллан Тапмэн. А в чем дело? – Пальцы полковника больно защемили кожу на его руке, и он попытался вырваться, но не смог.

– Пройдемте-ка со мной, – приказал полковник.

– Куда пройти? Зачем? Кто вы, собственно, такой? – боязливо и недоуменно пробормотал капеллан.

– Советую вам подчиниться, отец, – сказал ему худой майор с хищным, как у ястреба, лицом, который, оказывается, стоял возле него с другой стороны. – Мы представители закона. Нам надо задать вам кое-какие вопросы. – В голосе майора капеллану послышалось почтительное сочувствие.

– Вопросы? – переспросил капеллан. – А в чем дело?

– Вы капеллан Тапмэн или нет? – рявкнул обрюзгший полковник.

– Да он это, он, – ответил полковнику сержант Уиткум.

– Выполняйте приказ, капеллан, – глумливо и злорадно ухмыляясь, каркнул капитан Гнус. – Садитесь в машину и поезжайте с ними, чтоб не было хуже.

Капеллана ухватили под обе руки и повели к машине. Он хотел было позвать на помощь Йоссариана, но тот стоял слишком далеко и едва ли услышал бы его зов. А летчики, теснившиеся поблизости, уже с любопытством косились в их сторону. Пристыженно покраснев и пряча глаза, капеллан покорно подошел к штабной машине и без возражений притулился на заднем сиденье – между обрюзгшим усатым полковником и худым, елейно вкрадчивым майором. Он протянул своим конвоирам руки и не удивился бы в эту секунду даже наручникам. На переднем сиденье их ждал в машине третий офицер. За рулем сидел высокий капрал из военной полиции; на голове у него был белый шлем, а на запястье – цепочка со свистком. Капеллан не решался поднять взгляд, пока закрытая машина, отъехав от аэродрома, не выбралась на ухабистое черное шоссе.

– Куда вы меня везете? – робко и чуть слышно из-за смутного ощущения какой-то неопределенной вины спросил капеллан, по-прежнему не глядя на своих конвоиров. Ему вдруг почудилось, что его собираются обвинить в столкновении самолетов и смерти Нетли. – Что я такого сделал?

– Ты вот чего, парень, ты пока заткни свое хайло, – предложил ему полковник, – и обожди наших вопросов, идет?

– Не надо с ним так разговаривать, – сказал майор. – Зачем нам его унижать?

– А тогда пусть заткнет свое хайло и молчит, пока ему не начали задавать вопросы.

– Вы пока заткните ваше хайло, отец, – благожелательно посоветовал капеллану майор. – Так будет лучше.

– Меня не надо называть «отец», – сказал капеллан. – Я не католик.

– Я тоже, отец, – сообщил ему майор. – У меня просто такая привычка – называть всех Божьих служителей титулом «отец», потому что я набожный.

– Он небось даже не верит, что у нас в окопах есть атеисты, – насмешливо глянув на капеллана, сказал полковник и по-приятельски ткнул его кулаком в бок. – Ну-ка просвети их насчет атеистов, отец. Есть они у нас в окопах?

– Не знаю, сэр, – отозвался капеллан. – Я никогда не бывал в окопах.

– Вы и на небесах не бывали, – брюзгливо сказал ему, оглянувшись с переднего сиденья, третий офицер. – Так вам ведь не приходит в голову, что небес нет?

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих комедий
12 великих комедий

В книге «12 великих комедий» представлены самые знаменитые и смешные произведения величайших классиков мировой драматургии. Эти пьесы до сих пор не сходят со сцен ведущих мировых театров, им посвящено множество подражаний и пародий, а строчки из них стали крылатыми. Комедии, включенные в состав книги, не ограничены какой-то одной темой. Они позволяют посмеяться над авантюрными похождениями и любовным безрассудством, чрезмерной скупостью и расточительством, нелепым умничаньем и закостенелым невежеством, над разнообразными беспутными и несуразными эпизодами человеческой жизни и, конечно, над самим собой…

Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Этика
Этика

Бенедикт Спиноза – основополагающая, веховая фигура в истории мировой философии. Учение Спинозы продолжает начатые Декартом революционные движения мысли в европейской философии, отрицая ценности былых веков, средневековую религиозную догматику и непререкаемость авторитетов.Спиноза был философским бунтарем своего времени; за вольнодумие и свободомыслие от него отвернулась его же община. Спиноза стал изгоем, преследуемым церковью, что, однако, никак не поколебало ни его взглядов, ни составляющих его учения.В мировой философии были мыслители, которых отличал поэтический слог; были те, кого отличал возвышенный пафос; были те, кого отличала простота изложения материала или, напротив, сложность. Однако не было в истории философии столь аргументированного, «математического» философа.«Этика» Спинозы будто бы и не книга, а набор бесконечно строгих уравнений, формул, причин и следствий. Философия для Спинозы – нечто большее, чем человек, его мысли и чувства, и потому в философии нет места человеческому. Спиноза намеренно игнорирует всякую человечность в своих работах, оставляя лишь голые, геометрически выверенные, отточенные доказательства, схолии и королларии, из которых складывается одна из самых удивительных философских систем в истории.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Бенедикт Барух Спиноза

Зарубежная классическая проза