Читаем Поправка-22 полностью

– То есть ты его подделал, – холодно заключил полковник, пожав плечами. – И здесь тоже подделал.

– Это, наконец, невыносимо! – теряя от злости голову, заорал капеллан. Он вскочил на ноги и сжал кулаки. – Я этого не потерплю! Слышите? Не потерплю! Только что погибло двенадцать человек, а я вынужден тратить время на ваши дурацкие вопросы! У вас нет никакого права держать меня здесь, и я этого не потерплю!

Полковник молча ткнул капеллана в грудь, и тот рухнул на стул, обессиленный и перепуганный больше прежнего. Майор взял со стола резиновый шланг и принялся многозначительно похлопывать им себя по ладони. Полковник ухватил спичечный коробок, вынул оттуда спичку и, приготовившись чиркнуть ею, посмотрел на капеллана в предвкушении новых признаков бунта. Бледный от страха капеллан оцепенел. Слепящая лампа заставила его преодолеть оцепенение, и он отвернулся; плеск воды в гулкой раковине раздирал ему барабанные перепонки. Он хотел теперь одного – узнать, что им надо от него услышать, и во всем признаться. Он с тревогой смотрел на третьего офицера, который по знаку полковника отделился от стены, неторопливо подошел к нему и небрежно сел в нескольких дюймах от него на угол стола – лицо бесстрастное, а взгляд пронзительный и холодный.

– Выключите лампу, – негромко сказал он, глядя капеллану в глаза. – Она мешает.

– Благодарю вас, сэр, – улыбнувшись ему бледной улыбкой, пролепетал капеллан. – И воду, пожалуйста.

– Пусть течет, – сказал третий офицер. – Она мне не мешает. – Он поддернул на коленях брюки, как бы опасаясь помять остро отглаженные складки. – Назовите мне ваше вероисповедание, капеллан, – безучастно предложил он.

– Я анабаптист, сэр.

– Очень подозрительная религия, верно?

– Подозрительная? – простодушно удивился капеллан. – Почему, сэр?

– Потому что мне о ней ничего не известно. Против этого трудно возразить, правильно я говорю? А разве это не делает ее чрезвычайно подозрительной?

– Н-н-не знаю, сэр, – дипломатично пробормотал капеллан. Отсутствие знаков различия сбивало его с толку, он даже не был уверен, что должен говорить «сэр». Какой у него чин? И кто дал ему право вести допрос?

– Капеллан, когда-то я изучал латынь. Мне кажется, было бы несправедливо по отношению к вам умолчать об этом перед моим следующим вопросом. Скажите откровенно, разве слово «анабаптист» не значит просто-напросто, что вы не баптист?

– О нет, сэр. Оно значит гораздо больше…

– Вы баптист?

– Нет, сэр.

– Стало быть, если выразить вашу мысль во всей ее полноте и простоте, вы не баптист, верно?

– Простите, сэр?

– Не пытайтесь уйти от ясного ответа, капеллан. Вы ведь, по существу, уже ответили, хотя и не пожелали полностью назвать вещи своими именами. Однако отрицание некоего факта еще не определяет вашу сущность. Будучи не баптистом, вы можете быть кем угодно, кроме баптиста, так? – Офицер слегка принагнулся, показывая всем своим видом, что переходит к главному. – Вы, например, вполне можете быть, – многозначительно и проницательно сказал он, – Вашингтоном Ирвингом, верно?

– Вашингтоном Ирвингом? – с удивлением переспросил капеллан.

– Не виляй, Вашингтон! – раздраженно вклинился обрюзгший усастый полковник. – Пора бы уже сделать чистосердечное признание. Нам точно известно, что ты украл этот помидор.

Капеллан на мгновение замер, а потом нервозно, но с облегчением хихикнул.

– Ах вот вы о чем! – воскликнул он. – Теперь я начинаю понимать. Мне дал этот помидор полковник Кошкарт, сэр. Я его не крал. А если мои слова вызывают у вас недоверие, спросите полковника Кошкарта.

Дверь в противоположной стороне отворилась, и оттуда, словно из стенного шкафа, вышел полковник Кошкарт.

– Привет, полковник. Полковник, он утверждает, что вы дали ему помидор. Это так?

– А почему я должен давать ему помидор? – спросил полковник Кошкарт.

– Благодарю, полковник. У меня все.

– Не стоит благодарности, полковник, – отозвался полковник Кошкарт и вышел за дверь, в которую вошел.

– Ну, парень? Что ты скажешь теперь?

– Он сам мне его всучил! – яростно, как испуганный кот, прошипел капеллан. – Он сам мне его всучил!

– Надеюсь, вы не хотите назвать своего командира лгуном, капеллан?

– Почему ваш командир должен давать вам помидор, капеллан?

– Ну а зачем ты пытался навязать помидор сержанту Уиткуму? Хотел замести следы?

– Да нет же! Да нет! Неужели вы не понимаете? – жалобно затараторил капеллан. – Я предложил его сержанту Уиткуму, потому что мне он был не нужен.

– А для чего вы украли его у полковника Кошкарта, если он был вам не нужен?

– Да не крал я его у полковника Кошкарта!

– А почему у вас такой испуганный вид, если вы его не крали? Почему вы чувствуете себя виновным?

– Я невиновен!

– А с какой, интересно, стати мы стали бы тебя допрашивать, если ты невиновен?

– Откуда же я знаю? – прижимая костяшки пальцев к коленям и качая опущенной исстрадавшейся головой, откликнулся капеллан. – Откуда я знаю?

– Он думает, у нас есть время на пустую болтовню, – возмутился майор.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих комедий
12 великих комедий

В книге «12 великих комедий» представлены самые знаменитые и смешные произведения величайших классиков мировой драматургии. Эти пьесы до сих пор не сходят со сцен ведущих мировых театров, им посвящено множество подражаний и пародий, а строчки из них стали крылатыми. Комедии, включенные в состав книги, не ограничены какой-то одной темой. Они позволяют посмеяться над авантюрными похождениями и любовным безрассудством, чрезмерной скупостью и расточительством, нелепым умничаньем и закостенелым невежеством, над разнообразными беспутными и несуразными эпизодами человеческой жизни и, конечно, над самим собой…

Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Этика
Этика

Бенедикт Спиноза – основополагающая, веховая фигура в истории мировой философии. Учение Спинозы продолжает начатые Декартом революционные движения мысли в европейской философии, отрицая ценности былых веков, средневековую религиозную догматику и непререкаемость авторитетов.Спиноза был философским бунтарем своего времени; за вольнодумие и свободомыслие от него отвернулась его же община. Спиноза стал изгоем, преследуемым церковью, что, однако, никак не поколебало ни его взглядов, ни составляющих его учения.В мировой философии были мыслители, которых отличал поэтический слог; были те, кого отличал возвышенный пафос; были те, кого отличала простота изложения материала или, напротив, сложность. Однако не было в истории философии столь аргументированного, «математического» философа.«Этика» Спинозы будто бы и не книга, а набор бесконечно строгих уравнений, формул, причин и следствий. Философия для Спинозы – нечто большее, чем человек, его мысли и чувства, и потому в философии нет места человеческому. Спиноза намеренно игнорирует всякую человечность в своих работах, оставляя лишь голые, геометрически выверенные, отточенные доказательства, схолии и королларии, из которых складывается одна из самых удивительных философских систем в истории.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Бенедикт Барух Спиноза

Зарубежная классическая проза