Поправка к дуэльному кодексу (СИ)

Я не ушел от графа ни на следующий день, ни через неделю. Не знаю, дурной я человек или просто лишен сильной воли. Мне жаль было потерять деньги и, что уж скрывать, я боялся Десэ - хладнокровный господин Смерть мог поступить со мной не лучше, чем с несчастной Хедой. Видя мою покладистость, страшный француз сделался со мною почти ласков, в лаборатории подсказывал рецепты лекарств - и все его рецепты были лучше тех, что знал я. Его ум и поистине энциклопедические знания порою приводили меня в трепет, и я невольно роптал на провидение, подарившего таланты подобному негодяю.

Первая загадка - с гобеленом - разрешилась. Пришло время проясниться и второй. Одним волшебным весенним вечером наш Красавчик явился домой, прижимая к лицу платок. Кейтель позвал меня, и я спустился со своих антресолей.

- Погляди-ка, братец лис, буду ли я жить с такой раной, - нервно смеясь, проговорил граф и отнял от лица платок. Три параллельные царапины алели на его щеке на фоне смазанных румян.

Я промыл рану и посоветовал впредь быть поосторожнее с кошками. Рене рассмеялся своим серебристым смехом:

- Не выйдет, Бартоло, эта кошка бешеная, - и полетел в гостиную, как на крыльях. Я остался стоять со своей мокрой салфеткой - из столовой послышалась шарманка "Сарабанды".

На антресолях имелся небольшой балкончик - оттуда Кейтель следил за происходящим на лестнице и в гостиной, как орел из гнезда. Я поднялся как раз до этого балкончика, когда внизу раздалось торжественное:

- К вашему сиятельству княгиня Натали Лопухина!

Бархатно-шелковый вихрь ворвался в столовую. Такой женщины я не видел прежде и не увижу уже никогда. Это была такая красавица... У нее были синие глаза и талия, которую можно обхватить двумя пальцами, и алые ленты развевались в вороных волосах. И она плакала.

На балкончик с небывалой для своей комплекции прытью вознесся Кейтель и, обхватив меня за плечи, заставил опуститься на корточки. Глядя мне в лицо - он считал меня глухим - Кейтель прошептал:

- Сиди тихо. Сейчас будет спектакль.

Граф поднялся с кресел навстречу гостье, и дама, не смущаясь прислуги и музыкантов, букетом роз упала к его ногам. Падение сопровождалось темпераментной тирадой на французском языке.

- Что она говорит? Я не знаю французского, - шепотом спросил я у Кейтеля.

- Само собой, не хочет, чтоб бросал, - с удовольствием разъяснил Кейтель, - будет знать, как графу рожу драть...

Меня смутило неожиданное просторечие церемонного Кейтеля - но внизу происходило и вовсе невероятное. Дама почти лежала на полу, обхватив графскую ногу, а бедняга Рене пытался вырваться и осторожно так пятился - дама ехала по паркету следом. Музыканты сбежали, слуги попрятались.

- Рейнгольд, Je t'aime, - причитала дама - это и я понимал.

Наконец наш Красавчик смягчился и протянул к ней руки - страдалица тут же обвила его, как омела, и покрыла поцелуями следы своих когтей. Рене за руку увел ее прочь - в спальню, не иначе - и спектакль окончился.

Так я впервые увидел княгиню Наталью, метрессу Рене Левенвольда. Позже, когда граф "одалживал" меня, чтобы осмотреть княгининых детей и однажды даже, чтобы отворить кровь ее пьянице-мужу, - я поближе познакомился с прекрасной княгиней. Это тоже был цветок на стальном стебле. Глава семьи и хозяйка дома, интриганка и деспот, она любила своего позолоченного избранника с какой-то звериной, отчаянной ревностью. Пьяница-муж был воском в ее руках. При дворе обожали ее и боялись. Это была Диана, богиня охоты - но лишенная своей невинности. Привязанность княгини напоминала кольца удава, сжимавшие жертву, но и жертва ускользала, не шла в руки - и обоим игрокам нравилась такая игра.

Я спрашивал Кейтеля, как сибарит Красавчик терпит столь агрессивную, деспотическую, порой драчливую метрессу, и Кейтель отвечал глубокомысленно:

- Главное, что оба довольны. Его сиятельство такое обожает - иногда он специально просит своих девочек кусаться.

Десэ же - грешным делом я задал этот вопрос и ему, что не служит к моей чести - ответил и вовсе загадочно:

- Княгиня - женщина-трофей, первая дама двора, а наш Красавчик привык иметь все самое лучшее. К тому же Наталья - копия своего дядюшки, в такие глаза Рене готов смотреть вечно.

Я признался, что ничего не понял.

- Красавчик был дружен с дядей, да тот помер, вот Красавчик и полюбил племянницу, оттого что глаза похожи, - терпеливо пояснил Десэ, - глазищи эти синие монсовские, кто в них только не тонул... Да и лучше Натальи ему и не найти никого. Может, и хотелось бы, да только братец в Вене, а фон Бюрен - тот проданный товар...

К тому моменту я узнал уже, и что за штука - граф фон Бюрен, и почему он проданный товар. Фон Бюрен этот, давний приятель братьев Левенвольдов, был ничем иным, как морганатическим мужем русской царицы. То есть товар-то был продан весьма задорого - именно этим и попрекал когда-то фон Бюрена пребывающий ныне в почетной ссылке в Берлине посол Ягужинский. Официально фон Бюрен числился на должности обер-камергера, то есть придворного завхоза, и носил на поясе соответствующий ключик.