- Рене, он умер? - спросил невоспитанный господин, - Я убийца?
- Эрик, ты только что прогнал лекаря, - укоризненно произнес Рене, довольный, как сытая кошка, - Но я разочарую тебя - ты не убийца.
- А жаль, - отвечал сиятельный фон Бюрен. Манжеты его висели клочьями - он их разодрал, то ли в гневе, то ли от страха.
- Как тебе только в голову пришло, Эрик, избить человека свободного, своего соотечественника? Это же не раб, не крепостной, - имя "Эрик" наш граф произносил на французский манер, с ударением на второй слог.
Мне еще предстояло привыкать и привыкать к патрицианской морали здешних господ, вовсе не считавших крепостных за людей.
- Этот мерзавец загнал мою лучшую кобылу, - злобно выдохнул фон Бюрен, усаживаясь на козетку рядом с Рене, - это животное ни черта не смыслит в выездке. Жаль, я не убил его...
- И убил бы, - умиротворяюще предложил Рене, - что бы тебе грозило? Полицмейстер твой друг...
- Он у меня на жалованье, - уточнил честный фон Бюрен.
- Тем более не вижу повода рвать манжеты, - нежно проговорил Рене, - кто-то еще только ждет из Парижа таких кружев, а ты их уже порвал.
- Не завидуй, я пришлю тебе такие же, - уже успокоившись, с приятной улыбкой пообещал фон Бюрен, - Что же мне делать с негодяем? Может, добить? Сейчас он начнет болтать о моей невозможной жестокости...
- Отправь на родину. Пусть он там хоть болтает, хоть протестный листок издает - нам будет уже все равно, ведь так?
- Пожалуй, - когда фон Бюрен улыбался, улыбка у него выходила хорошая - все зубы на месте, что здесь в России редкость, - Мне пора возвращаться. Будут ставить оперу, и я должен сидеть рядом с муттер - я обещал развлекать ее, чтоб она не уснула.
- Я знаю, что это за опера - ее ставит мой Арайя. Они так вопят, что ее величество точно не изволит уснуть. Я присмотрел там себе одну певицу - она будет петь Диану, у тебя появится шанс оценить мой вкус.
- Если хочешь, я отвезу тебя, Рене, - предложил уже добродушный фон Бюрен. Рене нашарил под козеткой туфли и посмотрел на своего визави, чуть склонив голову:
- Хорошо, Эрик. Только нужно кое-что поправить, а то над нами будут смеяться, - и своими острыми пальчиками Красавчик коснулся головы фон Бюрена и ловко спрятал в "катогэн" выбившиеся стальные пряди.
- Не нужно, Рене, дома меня ждет куафер, - смутился суровый фон Бюрен. И я подумал - все-таки я хороший зельевар. Никто, конечно, не упал ни к чьим ногам - это было просто невозможно. Но если между нашим графом и Натальей плавился воздух и летели искры, - эти двое мужчин смотрели друг на друга - как в зеркало. И все не могли отвести глаз.
На другой день с заднего двора стартовала подвода, груженная нарядами и графскими шляпами. Кейтель, напыщенный и счастливый, уезжал в Петергоф. Граф собирался проделать тот же путь в составе кавалькады придворных, отправлявшейся от Летнего дворца.
Я провожал взглядом облако пыли, летевшее за уходящей подводой, когда ко мне подошла Мария - та самая горничная, когда-то спасенная мною - и предложила, прямо глядя мне в лицо ясными глазами:
- Хотите посмотреть, как они поедут? Ее величество, наш граф и все-все?
- Вам было мало графа у нас дома, Мария? - удивился я.
- Но там же будут - все, весь свет!
Я подумал - странное желание - смотреть добровольно на выезд полусотни типов вроде фон Бюрена или князя Черкасского, когда-то угостившего меня плетьми. Да еще толкотня в толпе народа...
- Нас там затопчут, Мария, - предупредил я. Мария сделала круглые жалобные глаза - я сразу понял, у кого она научилась этому фокусу - и взмолилась:
- Пойдемте, Бартоло! Нас никто не затопчет, мы будем смотреть на выезд с крыши дома, нас пустит мой знакомый, лакей господ Хитрово. Я боюсь идти одна, без провожатого, а посмотреть так хочется...
Я не смог отказать этой девушке. Не так уж часто выходил я из дома, и прогуляться в компании очаровательной спутницы, а заодно помахать графу на прощание с крыши господ Хитрово - не самая дурная идея.
Мы вышли на крышу через слуховое окно - я, Мария и еще с десяток таких же любопытных, по большей части лакеи и горничные окрестных господ. Мы стояли среди труб и смотрели вниз - пока еще никто не спешил ехать.
- Что-то давно не видно у нас господина Десэ, - проговорил я, изображая подобие светской беседы. Мария оперлась ладошкой о выступ трубы и отвечала, почему-то зардевшись:
- Мы виделись с ним вчера. Гуляли, вот как с вами. У господина Десэ все хорошо, только он собирается вернуться домой, на родину.
Мне стало не по себе.
- Он что-то обещал вам, Мария? - спросил я хрипло.
- Как вы узнали? Он обещал забрать меня с собой, в свою страну. Сказал, что граф даст мне вольную. Ой, едут, едут!
На проспекте показались первые всадники, и Мария уже не отрывала глаз от процессии.
- Он обещал сделать вас госпожой Десэ? - спросил я, терзаемый дурным предчувствием. Мария только отмахнулась от меня: