- Пойдем, доктор, - поманил он меня, не поздоровавшись, - посмотри, может, подскажешь что.
Мы спустились вниз, и я представлял уже себе мертвую Марию, лежащую на столе в комнате для слуг. То, что Десэ веселится, ничего не значило - он был не совсем нормальный.
Но француз вывел меня на улицу - через черный ход. Ночь обняла нас своей прохладой, в воздухе пахло помоями и сиренью.
- Куда мы идем? - спросил я. Было нежарко, а я не захватил с собой плаща.
- Ко мне домой, - беззаботно отвечал Десэ, - Ты ведь не был у меня никогда?
Еще бы - что мне там делать?
- Посмотришь на еще одну белую кошечку, - продолжал Десэ весело, - Может, дашь мне какой добрый совет.
- Ты забываешь, я не кошачий доктор.
- Так и кошка - не кошка, - хохотнул Десэ, - А ты и в темноте читаешь по губам?
- Я очень хорошо вижу, - отвечал я, и мне стало не по себе.
- А я подумал, что у тебя вдруг прорезался слух. Впрочем, начнешь болтать - и Красавчик живо подрежет тебе язык. Или ты еще обманываешься его сахарной внешностью?
- Не обманываюсь, - ответил я и не смог не добавить, - но наш граф такая бестолочь, он не замечает нас и не видит дальше своего носа.
- Ему удобно казаться таким, - сказал Десэ, - Я тоже долго считал, что он витает в облаках. А вышло, что я работал на него два года, как наемный алхимик. Одно радует - если меня повесят, повесят и его.
Я не стал уточнять, за что повесят Десэ - его кошки и девушки давно наводили меня на определенные мысли. То, что наш рассеянный граф все-таки смог воспользоваться результатами работы Десэ, вызывало у меня определенное злорадство. Никогда нельзя считать других наивнее или глупее себя.
Мы подошли к темному, покосившемуся дому. В окне теплился слабый одинокий огонек. Десэ ключом открыл дверь и пригласил меня войти. Он провел меня в маленькую, скудно освещенную комнату. Здесь стоял тяжелый и печально знакомый мне запах - чеснока и рвоты. На столе сгрудились склянки с какими-то снадобьями, а в углу, на скомканной постели, сидела горничная Мария. Платье ее было испачкано, лицо бледно, но дышала она ровно и ясные глаза ее сияли. Для недавно отравленной она выглядела великолепно.
- Вот эта кошка, - с кривой усмешкой Десэ указал на Марию, - взгляни, будет ли она жить?
Я приблизился к постели, взял руку девушки и потрогал пульс. Пульс был ровный.
- Здравствуйте, Мария, - поздоровался я со своей пациенткой, - Как вы себя чувствуете? Что-нибудь беспокоит?
- Нет, уже нет, - она слабо улыбнулась, - живот только болит. Вчера весь день тошнило, а сегодня уже все прошло.
Мария была бледна, лоб ее блестел от испарины и под глазами залегли черные тени, но в сравнении с Хедой - передо мной была здоровая женщина. Я расшнуровал ее платье и ощупал живот - печень была увеличена, но совсем немного. Одна рука Марии была перевязана - на сгибе локтя.
- Эта - не умрет? - почти утвердительно спросил Десэ.
- Эта - нет, - с той же интонацией отвечал и я, - Что у нее с рукой? Что за повязка?
Десэ молча взял со стола железный стилет для инъекции и показал мне.
- И что ты вводил ей через эту штуку? Антидот при отравлении?
- Угадал. Я впрыскивал ей митридат. Не смотри на меня так - не тот митридат, что льют на култышки после ампутации.
- Ты чудовище, Десэ, - я повернулся к Марии, - Оно того стоило? Его сиятельство дал вам вольную?
- Дал. И могла ли я выбирать - стоило оно того или нет? - ясные глаза смотрели на меня сурово. Я никогда этого не пойму - девушка, образованная, умная, развитая, была у графа на положении рабыни, и он отдал ее своему слуге, как кошку, чтобы ставить опыты. И, получив по закону свободу, - стала ли она свободной, здесь, в этом ужасном жилище Десэ?
- Хотите пойти со мной? - спросил я Марию, - Вы сейчас встанете с постели, я возьму вас за руку, и мы уйдем.
Десэ расхохотался, как гиена.
- И вернемся - обратно? - уточнила Мария, - В дом графа?
- Нет, просто уйдем. Граф рассчитает меня, и мы уедем - в Ригу, а потом и ко мне домой, в Амстердам, - в тот миг я сам верил в то, что говорил. А Десэ смеялся, глядя на нас. Возможно, он знал, что ответит мне Мария.
- Простите, Бартоло, но я останусь здесь, с господином Десэ. Он хоть и чуть не убил меня - но потом же все-таки спас. И он дворянин, и он богат, а вы, Бартоло, бедный жидовский лекарь, уж простите меня.
- Ваша больная не умрет, - сказал я, обращаясь к Десэ, - Если вы, конечно, не продолжите давать ей яды. Пусть пьет побольше воды и ест овсяную кашу - у нее раздражен желудок. Никакого вина, ничего жареного. У нее увеличена печень - необходима диета. А теперь позвольте мне откланяться.
- Я провожу тебя, доктор, - Десэ вышел из комнаты и распахнул дверь на улицу - сквозь тяжелый запах рвоты и смерти повеяло ночной свежестью.
- Мечтатель ты, Бартоло, - мы возвращались темными дворами, и Десэ вел меня под руку. Он ничуть не злился на меня за мое выступление, напротив, это его весьма позабавило.
- Да, я дурак, - отвечал я горько, - Поверил, что возможна свобода воли.