Поправка к дуэльному кодексу (СИ)

- Вот она, твоя свобода воли. Кушай, не обляпайся. Дура всегда выберет дворянина с деньгами, хоть трави ее ядом. Если бы Красавчик признал ее ребенка, она и от него бы никуда не ушла. Так и осталась бы крепостною.

- Разве это был его ребенок? - в изумлении спросил я, - Разве не твой?

- С чего мой-то? - удивился Десэ, - Я на чужое добро не покушаюсь. У Машки был свой хозяин, при чем здесь вообще я? Начнем с того, что это было бы незаконно. Я дворянин, я уважаю законы, даже самые идиотские.

Я ничего не говорил о старшем из Левенвольдов, но оттого лишь, что Гасси наезжал в столицу очень редко. Его дипломатические дела в Европе складывались не так хорошо, как хотелось бы. Он всю жизнь свою и будущее поставил на одну эту польскую карту - и теперь унизительно проигрывал. Польские оппоненты опережали его - шаг за шагом, и строку за строкой - перечеркивали дипломатическую его репутацию.

По приезде старший граф посещал с докладом господина фон Бюрена (как я понял, фон Бюрен, вопреки табели о рангах, исполнял обязанности канцлера, - так сказать, на общественных началах) и затем, на волне впечатлений, являлся к любимому брату. Кейтель имел возможность подслушивать и как-то поведал мне по секрету, что старший Левенвольд костерил на чем свет стоит незадавшегося канцлера и "давно бы подсыпал мерзавцу яду, если бы не опасался, что это откроется". Наш Красавчик отвечал брату иронично и мягко, так, словно был полностью на его стороне - но ни я, ни Кейтель не смогли бы с уверенностью ответить, чью сторону принял бы наш очаровательный наниматель в случае открытого конфликта.

Первая встреча двух братьев, которой довелось мне стать невольным свидетелем, произошла уже в конце лета, когда двор вернулся в столицу.

Мы с Десэ засиделись в лаборатории заполночь и граф, вместо того, чтобы выгнать нас и улечься спать, с чего-то принялся помогать Десэ - такое на него снизошло вдохновение. Я ковырялся в уголке со своим рвотным порошком и старался не обращать на них внимания - чтобы не попросили на выход. Рене, без краски на лице, с длинными волосами, спрятанными под сетку, сейчас ничуть не напоминал легкомысленного придворного пустоцвета. Я краем глаза следил за ним - пальцы его так и порхали над склянками, и этот человек явно знал, что делает. И прекрасно понимал, как работает перегонный куб. Десэ, сделавшись ведомым в их тандеме, принял эту смену ролей как нечто само собой разумеющееся. Я ожидал, что у алхимиков во время работы из реторт должен валить зловонный пар и жидкости в колбах делаться разноцветными, но ничего подобного не увидел. Странным было лишь то, что оба алхимика зачем-то обнюхивали пробирки с результатами своих трудов с каким-то поистине собачьим любопытством. И тут же я вспомнил, что Рене никогда не пользуется духами - от него разве что время от времени пахло духами его метресс - и начал догадываться, почему он не душится. Яды имеют свои неповторимые запахи, и Красавчику важно было сохранить свое обоняние.

На первом этаже раздались голоса, и громовой голос воззвал:

- Рене! Ты не спишь еще, мой мальчик?

И шаги загрохотали по лестнице. Рене побледнел, вылетел пулей из лаборатории и мгновенно задвинул за собой панель. На полу осталась лежать его домашняя туфля. Десэ тут же отставил реторту и деловито задул спиртовку и все свечи. Мы стояли в темноте, не смея пошевелиться. Плошка с рвотным порошком так и осталась в моей руке - я не успел поставить ее на стол, а теперь было уже поздно. Из-под неплотно прикрытой панели слабо пробивался тоненький лучик света. Вздохнул матрас под тяжестью тела, зашелестели покрывала - Рене забрался в свою постель. Скрипнули петли, вылетели задвижки из пазов - распахнулись двери спальни.

- Гасси! Я думал, ты уже на пути в Варшаву, - послышался сонный, капризный голос Рене.

- Я заехал проститься, - прозвучал хриплый, взволнованный голос старшего брата.

- Ты пьян, Гасси?

- С досады, Рене. Ничего, дорожный ветер развеет винный дух. Знал бы ты, как выбесил меня наш недоканцлер Бюрен! Как ты только выносишь его надменность и глупость, и эти претензии казаться умным? Он то повелевает, то словно извиняется - лакей на троне - и никак не возьмет верного тона, и я бешусь от него, а он цепенеет и мямлит...

- Он просто боится тебя, - ласково пояснил Рене, - он хорошо тебя знает, и потому боится.

- И правильно боится! Рано или поздно мое терпение лопнет. Если миссия моя в Польше провалится, я перееду в столицу - и прощай тогда трусишка Бюрен. Я верну свою женщину - а муттер всегда рада меня видеть - и канцлер выйдет из меня получше, чем из этого недоучившегося выскочки. Всего-то нужно - щепотка тофаны. И ты будешь опять со мною рядом...

- Замолчи, чудовище! - с ужасом воскликнул Рене, - Тебя услышат слуги!

- Твои слуги давно спят, - рассмеялся старший граф, - Может, устроишь для меня прощальный вечер? Мой дормез подождет... Разбуди парочку своих нимф - повеселимся вчетвером, как когда-то в Риге...

- Изволь не лезть в сапогах на мое белье, - холодно отозвался Рене, - сейчас я отыщу вторую туфлю и провожу тебя.