Поправка к дуэльному кодексу (СИ)

Не знаю, чем так прельстил Красавчика этот злобный и недалекий, по всеобщему мнению, господин - обаяние власти, абсолютная недоступность в качестве амурного интереса, или просто они были родственные души - но патрон мой попал под влияние его несомненно демонической натуры. Фон Бюрен был в духе - и Рене сиял отраженным светом, фон Бюрен злился или рыдал (а такое случалось куда чаще) - Рене хмурился и кусал губы. Наш граф, как ветер, приносил в дом минутное настроение своего столь высоко оцененного друга - так любовник возвращается, пропахший духами недавней метрессы. Даже мне, ничтожному, приходилось выслушивать жалобы патрона на "этого безмозглого кентавра, лишенного элементарных навыков этикета". Я лишь почтительно кивал - мне не выпало чести не то что познакомиться - даже увидеть фон Бюрена. А когда честь все-таки выпала - не могу сказать, что я захлебнулся от восторга.

Начиналось лето, и двор собирался переезжать в Петергоф - по всему дому расставлены были сундуки и коробки с хозяйскими шляпами, и золотая пудра туманом стояла в покоях обольстительного Рене. Кейтель задумчиво бродил среди болванов с париками и строго, но справедливо оценивал - которые из них достойны последовать ко двору за своим владельцем. Сам Кейтель был уже и зван, и избран - ему предстояло сопровождать Красавчика в Петергоф. Я вспомнил, что говорил мне Десэ о Версале, и спросил у дворецкого:

- Говорят, у французского Людовика во дворце во всех углах насрано, а в наших дворцах что - тоже?

- А зачем, как ты думаешь, переезжают? - степенно отвечал Кейтель, - Посуди сам, одних зимних дворцов у нас пять. У Людовика-то один всего на зиму, и один на лето - оттого у него, наверное, дела с запахами обстоят похуже.

Тут-то и примчался скороход с запиской от графа, написанной такой куриной лапой, словно Рене писал ее, положив бумагу кому-то на спину. Это был приказ мне срочно - слово срочно повторялось трижды - приехать в манеж и отыскать какого-то конюха, то ли Готлиба, то ли Гитлера - почерк у графа был дивный. Кейтель велел заложить для меня карету, и спустя полчаса - три раза срочно, как и велел мне граф - я был в манеже, где встретил меня конюх по имени Гюнтер.

- Я провожу вас, доктор, - конюх поманил меня, и я последовал за ним. Прежде я никогда не бывал в манеже - я все-таки человеческий доктор, а не конский - и, надо сказать, был впечатлен. Кони здесь жили как короли, жилище моей семьи в Амстердаме было меньше, чем эти стойла.

В каморке за ширмой лежал человек с лицом, прикрытым кровавой тряпкой, и стонал. Я заставил его отнять от лица тряпку - лоб бедняги был рассечен, нос сломан, под глазами цвели фингалы.

- Кто тебя так - конь? Копытом? - спросил я, промывая рану.

- Конь копытом? - криво усмехнулся страдалец и сморщился - я начал сшивать рассеченные края, - Сам его сиятельство граф фон Бюрен своей изящной графской ножкой...

Я подумал - ничего себе ножка, но Гюнтер произнес сурово, обращаясь к жертве:

- Скажи спасибо, что он шпор не носит.

- Зато хлыст он носит и этот... шамберьер, - сквозь зубы отвечал пострадавший.

- А ты думаешь, на съезжей тебя ждали бы другие шамберьеры? - поинтересовался Гюнтер, - радуйся, что граф не жандарм и драться не умеет, и ты легко отделался.

- Я закончил, - я собрал свои инструменты. Значит, фон Бюрен еще и дерется... неудивительно, что наш Рене до такой степени им очарован...

- Я выведу вас, - сказал Гюнтер, - надеюсь, все виденное останется между нами?

- Что случилось в манеже - останется в манеже, - заверил я и последовал за ним к карете.

Дома уже ждал меня наш Красавчик - грациозно полулежал на козетке в облаке золотой своей пудры. Увидев меня, он сел на козетке, поджав под себя одну ногу - вот вроде бы и взрослый человек, а вел себя как ... ну совсем неподобающе собственному высокому статусу.

- Что там? Все плохо? - спросил он в нетерпении, и я удивился - благородный граф беспокоился о здоровье ничтожного конюха.

- Напротив, будет жить. Я зашил ему лоб и выправил нос.

- Лучше б ты зашил ему рот, - вздохнул Рене.

Я хотел было посоветовать обратиться за такой услугой к Десэ, но тут в прихожей послышался шум и голоса - Кейтеля и еще кого-то. Кто-то этот ворвался в гостиную с возгласом в адрес отброшенного Кейтеля:

- Прочь, болван! - и я наконец-то узрел сиятельного фон Бюрена.

Это был высокий человек, весьма красивый, но с каким-то отталкивающим взглядом черных драконьих глаз. Десэ еще стоило поучиться так смотреть. Одет он был великолепно - как и подобает любимой игрушке русской государыни - но без бьющей в глаза роскоши. Граф фон Бюрен был довольно упитан, но очень легок в движениях. Что-то общее было у него во внешности со старшим Левенвольдом, но тот был весь достоинство, а этот - порыв и смятение. Его модная прическа "а-ля лорд Катогэн" растрепалась, и стального цвета пряди упали на лоб.

- И ты поди прочь! - приказал он и мне. Граф фон Бюрен явно незнаком был с хорошим тоном. Я поднялся на балкончик - Кейтель уже сидел там - и оба мы воззрились на развернувшийся внизу спектакль.