Поправка к дуэльному кодексу (СИ)

- По болезни. Но не обольщайся - я расплевался с твоим ядом в первые два часа, - отвечал Гасси, и голос его на мгновение утратил твердость, и меня вдруг осенило - да он и не думал принимать противоядие! Но догадался ли его брат? Что собеседник - врет ему, и на самом деле приговорил себя к смерти? Гасси продолжил после запинки, - моя болезнь - та варшавская инфлюэнца. И, кажется, я подцепил там что-то еще у местных гризеток...А тебе не позавидуешь... воняет, как в хлеву. Жаль, мой мальчик. Дай проститься с тобой, пока у тебя есть еще зубы и волосы.

- Прощайся, - с вялой улыбкой позволил Рене.

Гасси поставил подсвечник на пол и присел на край постели, обнял брата, заглянул в глаза. Я сидел в кресле тихо, боясь обнаружить себя.

- Прощай, Рене, - проговорил Гасси с каким-то дьявольским удовольствием, - скоро ничего этого не останется...Прощай, мой Рене. Ты был лучшим из всех... с кем я был счастлив. И единственным, для кого любовь - лишь забавная безделица. Другие так по-звериному серьезны... - Гасси взял Рене за подбородок и проговорил с бесконечной нежностью и отчаянием, - jeune ´etourdi, sans esprit, mal-fait, laid...

- Calmouque en un mot, - так же нежно и вкрадчиво продолжил Рене, - не знал, что ты помнишь ...

- Прости меня, - Гасси провел кончиками пальцев по лицу Рене, по его спутанным волосам - и выпавшие волосы пристали к его ладони, - Прости, - и поцеловал Рене долгим, жадным поцелуем, словно хотел насытиться им на прощание, потом оттолкнул его от себя и выбежал прочь, чуть не загасив пламя вихрем своего плаща.

- Ты видел его лицо? - обратился ко мне Рене, - У него совсем черное лицо. И он собрался на мои похороны...

Рене улыбался - криво и жалко. Рот его распух, по нижней губе стекала струйка крови.

- Неистовый Гасси... - Рене поднялся с постели и неуверенно приблизился к зеркалу, - Из-за него я стал похож на упыря. Calmouque en un mot...

- Что это значит? - спросил я.

- Ты же слышишь - калмык, - Рене стер с губ кровь, - так звал меня злюка де Бразе, а Гасси это отчего-то запомнилось, - Рене закрасил лицо белилами так, что остались видны только глаза и брови, - Прошу тебя, Бартоло, проследи, чтобы это не смывали. Ну, если все плохо закончится. Не хотелось бы лежать во гробе с черным или синим лицом.

Рене перестарался - глаза и губы выглядели чересчур ярко на белом лице. Но кое-кому увиденное пришлось по душе.

- Кейтель, зайди! - позвал Рене, и Кейтель вошел, и зубы его стучать перестали.

- Как здоровье вашего сиятельства? - спросил он с робкой надеждой.

- Видишь - почти как всегда, - улыбнулся Рене той летучей улыбкой, что носил при дворе, - Принеси нам вина и что-нибудь еще - на твой вкус.

Я попытался протестовать - вино отравленному? Но Рене отвечал, что лучше знает, что яды - его стихия, а вино обновляет кровь, и я понял, что он уже не умрет - по крайней мере не сегодня.

Рене расчесал волосы - и не так уж много их при этом вылезло, при простуде порой выпадает больше - так я себя утешал. Очень мне не хотелось, чтобы он умер. Кейтель принес ему вина и каких-то конфет, и Рене устроился с подносом на постели. Часы пробили три часа пополуночи. Вот он, вред дневного сна - потом невозможно уснуть ночью. Я встал у окна - если лечь животом на подоконник, из окон спальни виден был наш парадный подъезд. По белому снегу пролетела темная тень - как будто ангел смерти лично явился за графом. Именно такой ангел смерти и должен был прийти за ним из ада - в черном парижском плаще, в великолепной шляпе и на лучшей в городе лошади.

- Кажется, граф фон Бюрен к вашему сиятельству, - осторожно проговорил я, и Рене чуть не выронил свой бокал. Пока он сидел с открытым ртом, я тихонько спрятался за шпалеру - я никак не мог пропустить этой встречи. Люди читают книги и смотрят спектакли о принце Персифале и кавалере де Молэ, платят немалые деньги за оригинальную историю, а тут оригинальная история происходит прямо у вас под носом. Можно сказать, приходит в ваш дом.

Я услышал шаги фон Бюрена - он летел по залам по-над землей, как демон - звук перевернутой посуды, борьбы и шуршание шелковых тканей.

- Отпусти, болван, ты задушишь меня, - слабо вскричал Рене, - и брысь с моих простыней - в таких-то сапогах!

Слышно было, как агрессор поднялся с кровати и переместился в кресло.

- Я боялся, что тебя уже отпевают, - смущенно проговорил фон Бюрен, - А ты не только жив - еще и вполне накрашен.

- С чего ты взял, Эрик, что меня отпевают? - подозрительно поинтересовался Рене.

- Приносят записку, что ты болен, потом твой брат является ко двору с перевернутым лицом и просит отставки, устраивает при дворе целый спектакль - патетическое прощание с придворными, а в полночь он пробкой вылетает в сторону своей мызы Раппин. Что должен я думать?

- Погоди, ты же был в Шлиссельбурге, откуда ты все это знаешь?

- Не только у господина Остермана есть свои шпионы, - не без гордости признался фон Бюрен, - Мне донесли, и что вы в ссоре, и что Карл пообещал вернуться - на твои похороны.