Читаем Поправка к дуэльному кодексу (СИ) полностью

- Боюсь, что да. Но стоит ли ждать - кто первый подошлет убийцу с отравленным кинжалом? Я не стал бы драться с тобой на шпагах - ты ведь не умеешь фехтовать, да и дуэльный кодекс запрещает драться двум братьям. Но есть оружие, которым владеем мы оба одинаково хорошо. Как тебе такой поединок?

- Ты болен, Гасси, - ласково и печально проговорил Рене, - ты проиграешь, если прежде не вылечишься.

- Завтра, в полночь, на мосту, где я дрался с фон Кауницем. Никаких секундантов, но можешь взять своего врача. Твоя тофана против моей, твое противоядие против моего. Если ты откажешься, я назову тебя содомитом и трусом уже публично - и смогу это доказать.

- Мне даже интересно, чему ты научился за эти годы, - мягко сказал Рене, - Жаль, что мы проверяем, кто из нас сильнее - вот так.

- Завтра в полночь, не опаздывай. Спокойной ночи, мой мальчик, - я услышал, как Гасси поднялся с кресла, его тяжелые шаги прогрохотали по коридору, по лестнице - и стихли. Я поднялся со своего трона и выглянул из-за шпалер. Рене сидел на постели, обхватив колени руками, он медленно повернул голову и взглянул на меня - глаза его были темны, как провалы в ад:

- Можешь больше не притворяться глухим, этот спектакль меня уже не развлекает. Ты же слышал - завтра, в полночь, на мосту памяти бедняги фон Кауница. Ты должен взять с собой все эти твои штуки для промывания желудка и все остальное. Я не хочу умереть, как бедная Хеда.

- Хорошо, ваше сиятельство, - ответил я , - Что я должен буду делать?

- То, что я тебе прикажу, - успокоил меня Рене.

- Почему бы вам просто не дать ему цианида? - спросил я его.

- Унюхает и не станет пить, - рассмеялся Рене, - И потом, это неспортивно. Ты же слышал - тофана против тофаны. Иди же спать, друг мой Бартоло - завтра ты нужен мне бодрым и отдохнувшим.

Стоит ли говорить, что до утра я не сомкнул глаз?

За час до полуночи я стоял на пороге графского кабинета со своим саквояжем и с флягой воды - как и велел мне Рене. Граф уже ждал меня - он расстался со своим золотым оперением и был одет скромно, как принарядившийся пастор. Даже шляпа на нем была вроде той, что носил дома господин Остерман. Всем хороша была маскировка, но Рене выдавала его текучая придворная пластика. Он был как ртуть, переливающаяся на дне реторты, ртуть, поглотившая золото.

- Ты ничего не забыл, братец лис? - Рене смерил критическим взглядом меня и мой саквояж.

- Только если ваше сиятельство желает еще что-то дать мне...

- Не желает, - Рене надел на лицо бархатную полумаску - такие носят любовники и дамы полусвета.

- Маска вам не нужна, - сказал я ему.

- Почему это?

- Никто в столице не видел вас с умытым лицом.

- А ведь верно, - весело рассмеялся Рене, но маску не снял, - Жаль, что ни один из нас не умеет править каретой - тогда мы могли бы отказаться от кучера.

Он говорил глупости - наверное, от волнения. Рене взял со стола серебряный кубок, и мы спустились к карете - впервые я выходил из дома с парадного хода.

В карете Рене обуяла нервическая болтливость. Экипаж наш подпрыгивал на выбоинах, Рене играл своим серебряным кубком и трещал, как сорока:

- Знаешь ли ты, друг мой Бартоло, чем приходится заниматься обер-гофмаршалу императорского двора? Злюка Гасси зовет меня бездельником и бездарностью, но неужели организовать императорский двор легче, чем свору лифляндских помещиков? Заставить слушаться себя весь этот выводок придворных животных, и следить, чтобы они чистили ногти, выводили вшей и не ржали в голос за спиною китайских посланников...Помимо организации приемов, встреч с послами, устройства дворцовых праздников, всех этих опер, балетных представлений, - Рене забавно картавил, произнося свою речь, и я догадался, что с такой вот нарочитой картавостью он и разговаривает на своей службе, - И помимо всего вот этого на мне лежит обустройство дворцовых фонтанов. А недавно пришлось устраивать фонтан из шампанского прямо посреди бальной залы... Бог мой, отчего мы бессильны, как герои итальянских опер моего концертмейстера Арайи? Мы стоим на сцене в наших красивых нарядах, богини и боги сходят к нам с небес и говорят с нами, и убивают нас - а мы можем всего лишь любить их. Или отказаться любить.

- Почему вы не приняли антидот, прежде чем ехать? Или хотя бы не взяли с собой? - спросил я, вклинившись в краткую паузу в его взволнованной речи.

- Что же я приму, если не знаю, чем буду отравлен? - удивился Рене, - Противоядие - это конструкция, которую следует собирать в лаборатории.

- Как вы определите, чем вы отравлены? - признаться, и испугался, что мой наниматель спятил.

- Не бойся, братец лис, - спокойно и весело произнес Рене, - я еще в юности перепробовал множество ядов, с подачи нашего друга Десэ, и знаю, каковы они на вкус. Тофаны не убивают сразу, но чтобы определить состав, нужно дать яду подействовать.

- Ради чего вы рискуете жизнью! - не выдержал я, - Ну назвал бы он вас этим словом, а вы бы его - еще как-нибудь. Вон посол Ягужинский живет, названный этим "содомитом" и горя не знает, и никого на дуэли не зовет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афонские рассказы
Афонские рассказы

«Вообще-то к жизни трудно привыкнуть. Можно привыкнуть к порядку и беспорядку, к счастью и страданию, к монашеству и браку, ко множеству вещей и их отсутствию, к плохим и хорошим людям, к роскоши и простоте, к праведности и нечестивости, к молитве и празднословию, к добру и ко злу. Короче говоря, человек такое существо, что привыкает буквально ко всему, кроме самой жизни».В непринужденной манере, лишенной елея и поучений, Сергей Сенькин, не понаслышке знающий, чем живут монахи и подвижники, рассказывает о «своем» Афоне. Об этой уникальной «монашеской республике», некоем сообществе святых и праведников, нерадивых монахов, паломников, рабочих, праздношатающихся верхоглядов и ищущих истину, добровольных нищих и даже воров и преступников, которое открывается с неожиданной стороны и оставляет по прочтении светлое чувство сопричастности древней и глубокой монашеской традиции.Наполненная любовью и тонким знанием быта святогорцев, книга будет интересна и воцерковленному читателю, и только начинающему интересоваться православием неофиту.

Станислав Леонидович Сенькин

Проза / Религия, религиозная литература / Проза прочее