Поправка к дуэльному кодексу (СИ)

- Моя миссия провалилась с треском, - голос его был спокоен, не один Рене умел носить непроницаемую маску, но я знал, что Гасси всю свою жизнь вложил в эту миссию, все поставил на эту карту, и вот жизнь его рухнула, кончилась - он проиграл ее, - Завтра я буду просить об отставке, сложу, наконец, с себя дипломатические вериги. И поселюсь в столице, со своей женщиной и со своим братом.

Рене молчал. Я подумал - тяжело ему сейчас держать лицо - без вуали из привычных белил.

- Ты рад? - подозрительно уточнил Гасси.

Рене ответил длинной французской фразой, которую я, к сожалению, не в силах был понять:

- Vous supposez que je suis debout près de la fenêtre et j'attends votre retour? Vous n'avez plus personne vers qui revenir. Vous avez été radié en tant que déchet...(Вы думали, что я стою у окна и жду вашего возвращения? Вам не к кому возвращаться. Вас давно списали со счетов...)

Таким тоном говорил он, наверное, когда был на своей службе - это был высокомерный, отстраненный голос обер-гофмаршала. Его брата ответ явно не обрадовал.

- Где сейчас твой француз? - спросил Гасси.

- Не знаю. Он недавно оставил меня. Быть может, где-то в Вене, или опять в Париже.

- Я так и думал, - я услышал, как скрипнуло кресло под тяжестью тела, - Я пытался угадать, с кем ты будешь, если заставить тебя выбирать. И лгал себе, выстраивая воздушные замки. Ты даже отослал Десэ - разве не вслед за мною? Недаром я опасался, что буду отравлен.

- Ты дурак, Гасси. Я никого не отсылал за тобою. Твои намеки как минимум оскорбительны, - холодно отозвался Рене.

- Ты прав, я дурак. Тысяча верст под снегом, под вой волков, в трясущемся холодном дормезе, с этой проклятой инфлюэнцей - и такая встреча на излете моего горестного пути. Ложись в постель, Рене, я расскажу тебе перед сном одну историю. А потом уеду домой.

"Только твоей истории мне и не хватало" - маялся я на своем горшечном стуле, не смея пошевелиться. Судя по звукам, Рене и правда забрался в постель, а Гасси продолжил свой рассказ:

- Лет десять тому назад, как ты знаешь, я только повстречал нашу муттер, нашу божественную Анхен, тогда еще герцогиню Курляндскую. Мои с ней встречи были нечастыми - впрочем, как и сейчас - но мы были весьма увлечены друг другом и старались не упускать ни малейшей возможности, чтобы увидеться. Когда я узнал, что моя любовь прибудет в Москву на коронацию императрицы Екатерины...

- Тебя же не было на коронации, - дрогнувшим голосом возразил Рене.

- На коронации меня не было, я не успел, - в голосе Гасси прозвучала насмешка, - я прибыл в Москву на неделю позже. Любимой моей в городе не оказалось, но мне сказали, что она за городом на охоте. Я пытался разыскать тебя, но ты тоже был за городом, на охоте - я еще подумал, на кого из фрейлин охотится мой легкомысленный братец. Что поделать - я оседлал коня и...

- Тебя не было на той охоте, - тихо проговорил Рене.

- Не будь так уверен, - отвечал Гасси, - К ночи я нашел вас. Я разыскал лагерь моей возлюбленной и упал к ее ногам. Слава богу, ее бездарный секретарь, которого Анхен возила с собою в качестве постельной грелки, валялся где-то пьяный, и нашему счастью никто не помешал. Я провел в ее охотничьем домике два волшебных часа, но далее оставаться было невозможно, не скомпрометировав мою прекрасную метрессу. Я решил переночевать в палатке своего младшего брата - благо, он тоже был на той охоте. Егерь взялся проводить меня. "Ваш братец сегодня не остался без добычи, - предупредил меня егерь, - возможно, он все еще не один". "Надеюсь, он поймал прелестную птичку" - пытался отшутиться я. Но егерь отвечал, что не назвал бы это птичкой - скорее более крупным зверем.

Рене сдавленно хихикнул.

- Вот видишь, мой веселый братец, я все же был на той охоте. И я видел собаку, лежавшую у входа в твою палатку - эта собака и сейчас, наверное, еще бегает в своре фон Бюренов.

- Два молодых человека вместе напились и уснули, - насмешливо произнес Рене, - Сколько раз мы засыпали так с тобой. Никто же не скажет, что мы с тобой содомиты.

- Вам следовало бы сразу задуть свечу, - деревянным голосом отвечал Гасси, - Вас было видно, как в театре теней. Хорошо, что у вас было всего два благодарных зрителя - я и тот егерь, мир его праху.

- Что же ты не убил и остальных - и нас, и ту злосчастную собаку?

- Не знаю. Может, чересчур сильно любил тебя, Рене. Или надеялся, что ты окажешься слишком труслив, чтобы продолжать эту игру и сейчас. Что судьба де Монэ научит тебя чему-то, и ты отступишься. Или честь и благополучие семьи окажутся для тебя важнее, чем счастье проходимца фон Бюрена.

- И десять лет ты ждал, чтобы мне об этом поведать?

- Десять лет я ждал - кого ты решишься выбрать. И сегодня, кажется, наконец дождался.

- В своей колыбельной ты назвал меня и трусом, и содомитом. Ты зря вернулся, Гасси. Нам не ужиться вдвоем в этом городе.