Популярна и влюблена

Кто-то включает музыку, и вся наша студия, все три тысячи квадратных метров, наполняются игрой группы The Smiths, затем песнями Канье и Кэти. Плейлист продолжает греметь, даже когда мы начинаем сниматься. Я на плечах Райнера, Джордан наблюдает за нами. Райнер обнимает меня, Джордан стоит в стороне. Нам что-то кричат, и все это вдруг начинает… работать. Все встает на свои места. Это первое, что мы делаем втроем, и я чувствую нашу химию. Не просто – у меня с Райнером или у меня с Джорданом, а у нас троих. Я чувствую ее так же, как чувствовала с Райнером в Портленде и с Джорданом на его прослушивании здесь. Но только сейчас мы все вместе.

Этого достаточно, чтобы заставить меня моментально забыть, что Райнер и Джордан не выносят друг друга. Райнер берет большой «Твизлерс» и разрывает упаковку зубами. Он бросает его Джордану, и они понарошку сражаются, фехтуя конфетами.

Я беру один из красных шаров и подбрасываю его вверх, и когда камера щелкает как раз перед его приземлением, я понимаю, что мне весело. По-настоящему весело. В этот момент я ничего не стесняюсь. Я не переживаю, что недостаточно хорошо работаю или что я должна быть такой-то и вести себя так-то. Я просто наслаждаюсь собой, здесь и сейчас. Этот мир безумный, чужой, но он захватывает по-настоящему. И я вижу, что Райнер и Джордан чувствуют то же самое. Потому что они не бросают друг на друга мрачные взгляды и не пытаются разорвать друг друга на части. Неожиданно прошлое и все, что осталось в нем – Кассандра, Джейк и даже Бритни, чтобы она ни значила для этих парней, – оказывается от нас в миллионе миль. Будто нас разделяет не только океан, но и что-то другое. Что-то нерушимое.

Песня меняется, и Райнер поднимает меня. Он кружит меня, очень быстро, и пока вся студия вращается, я сосредоточиваюсь на его лице. Он улыбается и что-то говорит, но из-за музыки и быстрых движений я его не слышу. Он ставит меня на пол и продолжает говорить, но я все равно не слышу его. Я вся взбудоражена: это адреналин и песни Мадонны. Краем глаза я вижу Джордана, прислонившегося к стене. Подперев подбородок рукой, он смотрит в камеру. Кто-то кружит возле него с расческой.

Райнер подходит ближе, и когда музыка затихает перед сменой песни, он опять что-то говорит мне.

– Я хочу тебя поцеловать.

Теперь я его слышу.

Плохие новости: все остальные тоже услышали.

В команде Scene все переглядываются, будто не знают, что им делать, и Сэнди с Уайаттом пытаются развеять обстановку. Они пересматривают видеозапись, пытаясь удостовериться, что слова Райнера невозможно расслышать.

– Продюсерам это понравится, – произносит Сэнди.

– А мне – нет. – Говоря это, Уайатт смотрит на меня, и я снова вспоминаю о нашем разговоре у меня в номере. Как он злился из-за того, что мы с Райнером сближаемся. Но сейчас я думаю, что он, возможно, был неправ. Я вдруг впадаю в дикое раздражение из-за того, что это так важно. Потому что то, чем я занимаюсь вне съемок, мое личное дело. Райнер и я – не Ной и Август, и если мы нравимся друг другу, что с того? Мы же не перестанем делать нашу работу. Я снова смотрю на Райнера, который стоит передо мной в ожидании хоть какого-то ответа. Ему наплевать. Он не переживает из-за Сэнди, которая суетится вокруг нас, или недовольных комментариев Уайатта, или людей из Scene, которые замерли наготове и пытаются понять, что дальше. Потому что это не их дело. Это наше дело. Я жажду сказать ему, что я тоже хотела бы этого. Я хочу, чтобы он поцеловал меня, больше, чем когда-либо чего-то желала. Хочу, чтобы он обнял меня и сделал так, чтобы это мгновение длилось вечно – запечатлел бы его, вместе с камерой.

Но меня что-то останавливает. И это не Сэнди и не Уайатт. Моя спина словно горит, и я понимаю, что Джордан тоже слышал. Я ощущаю его взгляд. И не могу объяснить, почему чувствую себя виноватой.

Я ничего не скрываю. Уайатт и Сэнди жмутся друг к другу, а команда Scene готовится к очередному снимку. В конце концов они притворились, что не слушают. Я понижаю голос, пододвигаясь ближе к Райнеру.

– Ты не можешь этого сделать, – шепчу я.

– Что? – говорит он. Он разглядывает мое лицо. Я закусываю губу.

– Ты не можешь говорить такое на работе. – Поднимаю на него взгляд. Я хочу сказать: «Не сейчас».

Лицо Райнера озаряет широкая улыбка.

– Рядом с тобой мне сложно себя контролировать, – говорит он. Он берет меня за локоть и проводит большим пальцем по сгибу. Рукам становится горячо, все внутри тоже пылает. – Но если ты этого хочешь, я могу попытаться.

С души падает камень, зато виски гудят. Делаю глубокий вдох, пытаясь успокоить свой взбунтовавшийся пульс.

– Огромная часть нашей жизни уже стала всеобщим достоянием. – Я машу рукой куда-то в сторону океана или что там сейчас находится.

– Все будет хорошо, – произносит он. Сжимает мои руки. Они кажутся такими надежными – будто только они удерживают меня на месте. Хмурится и говорит: – Обещаю.

– Больше никакого дурачества на площадке, – говорю я.

Он смеется.

– Мэм, вы меня оскорбляете. – Он убирает руки и в притворном ужасе прикладывает ладонь к груди.