Популярно о популярной литературе. Гастон Леру и массовое чтение во Франции в период «прекрасной эпохи»

В исполненном трагизма цикле статей под общим названием «Кровавая неделя», публиковавшемся с 6 по 9 января 1906 года, он очень выпукло описал вооруженное восстание в Москве. Леру был направлен редакцией «Матен» из Санкт-Петербурга в Москву в конце декабря (по новому стилю, разумеется!), то есть в момент подавления революционного мятежа; впечатления от увиденного оказались чрезвычайно тягостными. Как впоследствии уточнял писатель, с ним вместе в Первопрестольную поехала и беременная Жанна, не пожелавшая отпускать возлюбленного одного (к тому же она отчасти выполняла функции переводчика – Леру хотя и понимал русский язык, но изъясняться на нем не мог).

Прибыв на Николаевский вокзал, Леру ехал на извозчике от площади, ныне неофициально именуемой Площадью трех вокзалов, к Пресне (по Садовой улице). Писатель обращает внимание на распиленные, сломанные и перевернутые фонарные столбы, а также на технологию изготовления «легких» – не в пример французским аналогам – баррикад, сообщая точный рецепт: «два телеграфных столба, три фонаря, четверо саней, лестница, шесть досок и проволока».

Это описание вполне соответствует тому, которое дается в советских источниках:

Люди валили трамвайные и телеграфные столбы, тащили бревна, ворота, решетки от палисадников, сани; всё это опутывалось телеграфной проволокой, обкладывалось снегом и заливалось водой.

«Нет нужды спрашивать дорогу; мы идем по следу революции». Данная формулировка хорошо вписывается в детективный дискурс, становлению которого во многом способствовал в своих романах Гастон Леру; как отмечает известный специалист по массовой литературе Жан-Клод Варей, «преследование превращается у него в расследование, а расследование – в преследование». «Двойной след» – так именуется одна из глав романа «Тайна Желтой комнаты», а в романе Леру «Семерка треф» есть глава под названием «Г-н Казимир идет по следу», где незадачливый частный детектив вырабатывает собственную (и притом совершенно ложную) версию убийства. Что же касается «Кровавой недели», то здесь детективная терминология служит прологом к почти документальному описанию удручающих, а то и попросту жутких картин пережившего страшные декабрьские события города.

Особенно точны и интересны для историков Москвы упомянутые Леру адреса и здания, связанные с районом пресненских баррикад. В репортажах фигурируют и поверженный зоопарк (правда, Леру не пишет о том, что многие животные погибли в пламени восстания), и руины находившегося напротив него коммерческого училища, и сгоревшая библиотека (при зоопарке), и Бирюковские бани (на их месте ныне высятся венгерское торгпредство и Киноцентр). Разумеется, не оставляет писатель без внимания разрушенную в результате пожара мебельную фабрику Шмидта – именно там была сформирована особенно мощная дружина (хозяин фабрики сочувствовал большевикам). Зато, к удивлению Леру, фантастическим образом уцелело здание Прохоровской (ныне Трёхгорная) мануфактуры (которая между тем также являлась одним из опорных пунктов восставших). Мельком упомянуты заваленный кирпичами и балками Домбровский проезд (ныне в составе Трехгорного вала).

Леру подробно рассказывает о расстреле во дворе дома Скворцова в Волковом переулке начальника охранного отделения А. И. Войлошникова. Журналист выражает удивление, что столь важный полицейский чин не имел никакой охраны и – невзирая на мольбы жены – бесстрашно вышел навстречу ломившимся в дом дружинникам. Расстрел был бессмысленным, так как Войлошников не имел никакого отношения к политическим делам. Это трагическое событие произошло в ночь с 14 на 15 декабря. Как сообщает отечественный историк (на основе документальных свидетельств), «Войлошников спокойно выслушал приговор и попросил разрешения проститься с семьей <…> всё время держал себя с большим мужеством и достоинством».

К этому свидетельству Леру добавляет собственный комментарий: «Когда нашли его тело, оно было изрешечено двадцатью пятью пулями. Отвага русских не имеет себе равных. Кто-то, быть может, упрекнет Войлошникова за неосторожность. Но его убила вовсе не неосторожность, а презрение к смерти». То же презрение к смерти выказали ранее, с точки зрения Леру, и московский градоначальник граф П. П. Шувалов, убитый в собственном кабинете эсером Куликовским, и сменивший Шувалова в этой должности барон Г. П. Медем, который принимал незнакомого ему Леру несколько дней спустя после убийства в том же самом кабинете – и при этом не принял никаких мер предосторожности.

Интересно также упоминание о «мирном силуэте» утраченного Храма Покрова в Кудрине – эта церковь стояла на углу Кудринской улицы (ныне Баррикадная) и Большого Конюшковского переулка, то есть рядом с современной высоткой. С колокольни стреляли в восставших солдаты Семеновского полка (между тем Леру указывает, что позади храма располагались пушки).