Популярно о популярной литературе. Гастон Леру и массовое чтение во Франции в период «прекрасной эпохи»

В данном случае русский перевод оказался слегка сокращенным по сравнению с подготовленной Жанной Леру версией: переводчики изъяли небольшой, относящийся к Иверским воротам фрагмент текста (о необходимости проходить под воротами с непокрытой головой и о том, как запрет чуть было не нарушил Наполеон). Очевидно, эта подробность была расценена советскими издателями как намек на религиозную пропаганду. Из этих же соображений в русском переводе отсутствует эпизод с «московской Девой», восемнадцатилетней революционеркой, уподобленной Непорочной Богоматери – она протягивает свои губы смертельно раненным рабочим.

Репортажи Леру о революционных событиях в России привлекали к себе живейший интерес французов. Как писал его брат Жозеф, благодаря этим публикациям «он попросту входит в историю». Между тем чрезмерная активность и независимость Леру, выказанные им при освещении трагических страниц Первой русской революции, не могли вызвать одобрительной реакции со стороны российских властей. Весьма интересно, что имя неугомонного журналиста фигурирует в переписке видных государственных деятелей России той поры, и в частности – министра финансов В. Н. Коковцова (в будущем – Председателя Совета министров). На рубеже 1905–1906 годов он вел в Париже секретные переговоры относительно размещения здесь российских государственных займов; понятно, что любая негативная информация о происходящих в России событиях могла поставить под удар его деликатную миссию. Поэтому царские власти прибегали к подкупу французских периодических изданий – деньги (на этот счет имеются документальные свидетельства) выдавались в обмен на лояльность. Но с газетой «Матен» дело обстояло не так просто. Циничный Бюно-Варийа вполне мог принять взнос и при этом никоим образом не вмешиваться в публикации корреспондентов, ведь погоня за сенсацией ставилась им превыше всего.

В письме Коковцову от 28 декабря 1905 года представитель Санкт-Петербургского телеграфного агентства в Париже А. Ефрон указывает, в частности, следующее:

Французские власти выражают свое удивление по поводу того, что российская администрация давно уже не выдворила из страны г-на Леру за упрямо демонстрируемое им враждебное отношение к Империи. В последние дни прошел слух, что в отношении него готовится подобный указ – но, увы, мы являемся свидетелями того, как он продолжает свою пагубную деятельность. Бомпар (Морис Бомпар, посол Франции в Петербурге в 1903–1908 годах. – К.Ч.) даже заявил Нелидову (А. И. Нелидов, посол России в Париже в 1903–1910 годах. – К.Ч.), что по собственной инициативе вызвал Леру, высказал ему свои претензии и призвал его прекратить кампанию, которая бесчестит прессу и идет во вред его же собственной стране. Леру в ответ якобы заметил, что всего лишь выполняет распоряжения своего руководства. Уверен, что выдворение этого индивида всеми здесь будет только приветствоваться.

Письмо подкреплено аналогичного содержания телеграммой помощника Коковцова, камергера Н. И. Вуича (от 2 января). Однако мнение самого министра по данному вопросу было иным (он являлся не только крайним монархистом, но и большим мастером интриги, что отмечает в своих записках С. Ю. Витте). В телеграмме Вуичу, отправленной 3 января 1906 года, Коковцов замечает:

Корреспонденции Леру не производят здесь впечатления на лиц серьезных. Высылка его, по мнению посла и моему, придаст лишь ему значение, которого он не имеет. Можно было бы вызвать его на беседу и пригрозить высылкой в случае непрекращения посылки неправдивых сведений.