Популярно о популярной литературе. Гастон Леру и массовое чтение во Франции в период «прекрасной эпохи»

«Фантомасиана» принадлежит к пространнейшим литературным циклам начала ХХ века. Между тем первый том (он называется просто «Фантомас») был построен таким образом, что поначалу решительно ничто не предвещало его продолжения. Наоборот, читатель мог ожидать, что в конце книги с Фантомасом будет покончено, и лишь на последних страницах это ощущение снимается. Осужденный на смерть Фантомас (он же Гурн) находит хитроумный способ избежать казни, выставляя вместо себя загримированного в Гурна актера Вальграна. В результате «гений преступления» сбегает из-под стражи, и лишь в самом конце романа Жюв, приблизившись к эшафоту, замечает, что отрубленная голова на самом деле принадлежит другому человеку. (В фильме Фейада «В тени гильотины» Жюв вовремя успевает предотвратить казнь.)

При этом первый том цикла содержит претензию на то, чтобы роман оказался вписан в определенную культурную традицию. Как указывается уже в первой главе, во все времена существовали преступные банды; названы и их главари – Картуш, Видок, Рокамболь. Это апелляция не столько к реальной истории (да к тому же еще и разных эпох), сколько к читательскому опыту, к посвященным перечисленным персонажам и хорошо знакомым массовому читателю книгам. В то же время первый том отсылает читателя к роману Эдмона Ладусета «Железная маска» (1896), который немногим ранее был опубликован в той же издательской коллекции «Популярная книга» за 65 сантимов. Таким образом, примыкание к традиции популярного романа оказывается неотделимо от ненавязчивой рекламы издательства «Файар».

Что касается третьего по счету романа, «Мертвец-убийца» (название позаимствовано у малоизвестного писателя Эли Монклера, в 1904 году публиковавшего одноименный роман-фельетон на страницах «Матен»), то он стоит особняком в «Фантомасиане», поскольку в его основе – опубликованный ранее Сувестром и Алленом и несколько переработанный роман «Отпечаток». Самым кардинальным образом был трансформирован финал: в первой версии преступник попадает в подстроенную Жювом и Фандором ловушку, а после его ареста влюбленные Фандор и Элизабет отправляются на Лазурный Берег; во второй – Фантомас прибегает в критический момент к хитроумному изобретению, которое позволяет ему ускользнуть от окруживших его полицейских.

Примечательно и начало «Мертвеца-убийцы», ясно свидетельствующее о том, что в сложном жанровом букете Фантомасианы приоритетным всё-таки являлся жанр детектива: совсем в духе Гастона Леру Сувестр и Аллен приводят здесь текст стилизованной газетной статьи за подписью Же-рома Фандора и под названием «Драма на улице Норвен», где речь идет о случившейся на Монмартре трагедии (убийство баронессы де Вибре в мастерской художника-керамиста Жака Доллона).

Кроме того, внимательный читатель непременно почувствует, что Фандор здесь показан совсем не таким обаятельным, каким он предстает в других томах «Фантомасианы», он несколько выпадает из привычного образа. Хотя Фандор «страстно увлечен своими расследованиями», но в первую очередь он принадлежит к категории «акул пера» и озабочен не восстановлением справедливости, а погоней за сенсациями; «полицейские дедукции» вызывают у него улыбку. Циничный борзописец, каждое событие он оценивает исходя из «количества строк, которому можно ему посвятить». Именно в «Мертвеце-убийце» Сувестр и Аллен наиболее подробно воссоздают будни газетчиков, обстановку в редакции; не обойдена вниманием и недобросовестность репортеров, заранее сочиняющих репортажи о еще не произошедших событиях.

Третий том имеет несомненные нарративные переклички с первым, причем не только структурные, но и весьма конкретные. Например, в обоих томах содержится апология антропометрического метода известного криминалиста Альфонса Бертильона (1853–1914). Этот метод, разработанный Бертильоном в 1880-х годах, позволил составить впечатляющую картотеку преступников; в третьем томе «Фантомасианы» она позволяет прийти к сногсшибательному выводу – погибший Жак Доллон оставляет отпечатки своих пальцев на местах преступлений. Фигура Бертильона (Фандор берет у него небольшое интервью) воспринимается как очередная примета принадлежности книги (пусть и косвенной) к жанру детектива.

Жанровая саморефлексия в самой «Фантомасиане» встречается крайне редко. Тем более интересен эпизод из романа «Исчезновение Фандора», в котором Фандор оказывается прикованным к постели и от нечего делать почитывает некий роман-фельетон (безымянный), а затем комментирует его: