Подобные автобусы в большом количестве направляются местными фабрично-заводскими комитетами из подмосковных городов для ознакомительных экскурсий с культурными объектами столицы: Третьяковская галерея, достопримечательности Кремля, Большой театр… Народ приезжает крепкий, широкоплечий или юркий, хитрый. И до зубов тарой вооруженный. Организованный народ. Но о культурных экскурсиях сообщим по ходу…
Время уже на будильнике позднее. Вот-вот откроются продовольственные объекты, и начнётся у Авдотьюшки рабочий день. Собрала Авдотьюшка кошёлочку, яблочко припасла пососать, валидольчик для спасения, перекрестилась, пошла…
Зашла в «наш» и сразу в горячее дело попала – кур дают… Да не мороженых, каменных, а охлаждённых и полупотрошёных… Кабы курочку Авдотьюшке. Стара уже Авдотьюшка, острого организм не принимает. Огурчика-помидорчика солёненького съест – так рыгает, так рыгает…
Намедни побаловалась помидорчиком солёненьким с картошечкой. Вышла подышать. Ноги старые быстро устали. Села на скамеечку. А рядом молодые, он да она, сидят шепчутся-оговариваются и в промежутках целуются. Он её поцелует, Авдотьюшка рыгнёт. Он снова, и Авдотьюшка опять. Он подходит и шёпотом:
– Уйди, старая, а то последний зуб выбью.
Ух, ух, напужал Авдотьюшку, уф, уф.
Но Авдотьюшка не пужливая.
– Я по закону организма рыгаю, – говорит, – а ты против закона общества фулиганишь! Сейчас мильцинера позову…
Сильна Авдотьюшка, сильна. Социализм её права ограждает, старость бережёт. Молодёжь доцеловываться на другую скамейку ушла, а Авдотьюшка здесь своё дорыгала помидорчиком.
Хорош помидорчик-огурчик, да сердит. А бульончик старые косточки пожалеет, погладит. От куриного мясца голова не тяжёлая и поноса нету. Как бы курочку Авдотьюшке, чтоб силы поддержать, не уступить прежде времени место в жизни наглой молодёжи.
Пригляделась Авдотьюшка опытным глазом. Очередь хоть и большая, да мирная, вялая, народ говяжий стоит. Лицо – затылок, лицо – затылок… Пошла потихоньку Авдотьюшка, пробирается и к курам приглядывается с любовью. «Цып, цып, цып, – про себя приговаривает старая лисица-сестрица Авдотьюшка, – поем курятинки, поем. Народ говяжий, шуметь не станет. Объем народец на одну курочку».
Вот он, курятник, на прилавке. Которую курочку цап-царап Авдотьюшка? Которая в кошёлочку ляжет? Да вдруг беда… Беда-злосчастье – слепая идёт… Авдотьюшка слепую эту знала и избегала в своей борьбе за продовольствие. Слепая эта была женщина средних лет или даже ниже средних лет, и лицо имела обычное, говяжье, из очередей. Но имела привилегию: не видела окружающую действительность и гордилась этим перед народом, словно она депутат или Герой Союза. Придет, сразу вперёд лезет, толкается, на народ сердито кричит. Если бы попросила или хотя бы молча подошла, народ бы смолчал. Но идёт специально своё превосходство и привилегию показать и набирает много.
– Сколько надо, столько и беру! – кричит. – И ещё если слепой придёт, возьмёт, по закону сколько надо, а вы, зрячие, здесь стойте до охренения!
Кричит и гребёт курицы с прилавка… На весы – и к себе, на весы – и к себе… В руках не кошёлочка, рюкзак… Руки крепкие, жилистые… Волчица… И ту курочку сгребла, которую Авдотьюшка себе приглядела. Разозлилась Авдотьюшка, забыла, что сама не в очереди.
– Не по закону! – кричит. – Не по закону!
Заволновалась и очередь. Мирная-то она мирная, да ведь кастрюли, миски, ложки за спиной – семья. Задние зашумели – не достанется, и передним обидно – два часа в духоте на ногах.
– Не положено! – кричат. – Пусть слепым, кривым, глухим отдельный магазин организуют.
А слепая волчица с очередью скандалит.
– Ты сама такая! – кричит.
– Не такая, а такой! – отвечают ей.
Глазами не видит, а когда очередь шумит, мужской голос от женского не всегда отличишь.
– Дура! – кричит.
– Это ты дура, – отвечают ей, – а я дурак, раз третий час на ногах стою.
Сама Авдотьюшка виновата. Не закричала бы, может, и очередь смолчала бы… Ох, беда-злосчастье… К такой очереди не подступишься, не выпросишь у такой очереди курочку… Да и слепая волчица слишком много награбила… Ушла с пустой кошёлочкой Авдотьюшка. С горя в булочную зайти забыла, сразу зашла в большой магазин.
В большом магазине покою никогда нет. Человек туда нырнул, волны подхватили, понесли… Из бакалеи в гастрономию, из гастрономии в мясной… И всюду локти-плечи, локти-плечи… Одно хорошо – пихнуть здесь не могут, падать некуда. Но локтём в обличье-морду – это запросто.
Вот вывезли на тележке горой плоские коробки селёдки. Для Авдотьюшки такая ситуация мёд-печенье… Очереди-порядка нет, разбой в чистом виде. Кто схватит. Тут не лисья хитрость Авдотьюшке нужна, а мышиная. Как в цирке: раз-два – тележка уже пустая. Оглядывается народ, смотрит, что у кого в руках. Мужчины схватили одну-две… Некоторые схватили воздух, стоят злятся. Лидируют крепкие, умелые домохозяйки – по три-четыре коробки. Есть и одинокие старушки среди лидеров. У Авдотьюшки три коробки в кошёлочке…