Пора меж волка и собаки

– Царевичи уже большие. Иван Иванович вон с тремя женами по старому закону живет и ничего, никто ему в укор не ставит. Так что наследники есть. Венчанную жену, помазанную, пока Бог не торопит? Я ведь так говорю? – она вскинула глаза на митрополита, – Так? Или нет? Ты что язык проглотил? Тебя кто на это место из служек, духовников царевых вынес? Я! А ты тут перечить? Как поднялся – так и рухнуть сможешь! Собирай своих агнцев, пастырь божий и решай! Быстро решай! Я завтра начну гарем набирать, а то подопечный наш с дурной головы и без ласки бабьей совсем от рук отобьется. Не дай Бог кто ему шепнет, что не только жидовствующая ересь с торговцами в щечки целовалась, но и вы – Вера новая, то же торговцев из храма не шибко гоните. Нестяжатели!!! Смотри, он из воли моей вырвется, вы его под волю свою не подверстаете. Ваши головы первые на колу очутятся и с плах первыми покатятся. Кому на вас указать, всегда найдется! Не поминай лихом! – она повернулась и вышла вон.

– Змея подколодная, – тихо сквозь зубы прошипел чернец. Перекрестил ее в спину, – Ведьма! Но в рог согнет и не пикнет. Ведунья. Надо делать что велела.

Малка же уже везла перед государевы очи первую наложницу царева гарема. Анну Колтовскую, правнучку косожского князя Редеги из Рязанских воевод. Анне было восемнадцать, роду она была древнего, законы старые блюла и вполне подходила для старшей жены царева гарема. Ничего, что перестарок, зато ума уже набралась. В дороге Малка втолковывала рязанской красавице.

– Будешь жить в царицынском тереме. За всеми остальными женами приглядывай. Царь до юбок охоч, потому одной тобой не ограничится. Только в сок вошел. Девок дворовых гони от него в шею. Надо будет, в баньке его сами попарите. Начнешь своеволить или чего не с моих слов делать, голову сверну, как куренку, – она сделала паузу, – Не посмотрю, что роду знатного. На плаху весь род пущу.

– Чего еще делать? – смиренно спросила Анна.

– Чего скажу, то и делать будешь.

– Много ли девок ты в гарем привезешь?

– Сколь надо, столь и привезу, – отрезала Малка. Пожалела, ответила, – Ну пять-шесть не более. Мало будет, своих дам. Ты смотри на сторону голову не верти, шея отвертится.

Анна не долго пробыла одна. Вскорости в соседних светелках появились сначала Мария Долгорукая, затем Анна Васильчикова и Василиса Мелентьева. Гарем разрастался с легкой руки царевой ключницы. В левом крыле терема обосновались четыре сестры погодки Авдотья, Анна, Мария и Марфа дочки бояр Романовых, почти, что родня первой царице Анастасии. Но закатилась звезда схарьевцев и более чем в теремной гарем, дочкам их пути не было. В правом, где был зимний сад с восточными растениями и райскими птицами, там, где бил благоуханный фонтан, как у хана в Бахчисарае, отвели покои восточным красавицам – Мамельфе и Фетьме. Откуда взяла их Малка, осталось загадкой для всех. Но то что были они гуриями востока сомнения не вызывало не у кого. В отдельной светелке поместилась Наталья Булгакова, дочь воеводы Федора, этакая русская красавица с русой косой до пояса. Разместились они вольготно, благо и в Кремле, и в Опричном дворце, и в Александровской Слободе при строительстве хором царских на размах не скупились и в тесноту не жались, не в пример старому дворцу в Коломенском. Хотя и тот дворец за чудо света почитали, но эти новые его размахом превзошли. Они и Сераль в Царьграде превзошли и других государей дворцы. Потому девоньки в тесноте не жили и, почитай, каждая имела свой маленький двор и свой маленький терем внутри большого общего.

Каждая создавала вокруг себя то, чем она хотела завлечь государя в свой угол. Восточные красавицы Мамельфа и Фетима создали кусочек райского сада. Сестры Романовы, некое подобие двора закатной Ойкумены. Наталья русскую избу. Малка часто наведывалась к ним и с сочувствием гладила их по головам, зная участь каждой из них. Бывало, садилась она в своем теремке на берегу пруда Лебяжьего, ставила на стол блюдечко, клала на него заливное яблочко из Волшебных садов с Молодильной яблони, гнала его по кругу и видела все.