Пора меж волка и собаки

– Да уж так все вышло. Марго ведь из старых медвежьих берегинь по отцу. У нее и имя даже не Мария, как у наших лесных берегинь, а Маргарита. Не Мать Ариев, а Мать Ариев-воинов. Так что ей от старых богов еще знания достались, не в пример ее матери. Потому помрак она будущей родственнице напустила, нам бы поучиться. Жанна сказала только одно, говоря о красоте Марго, что она прекрасно сложена, однако сильно затягивается. Что касается ее лица, то оно излишне накрашено, и что это выводит ее из себя, поскольку это портит ее будущую невестку. Таким интересным способом она ответила, что согласна на брак, – гостья опять начала волноваться. Малка протянула ей ковшик, та отпила и начала засыпать, заплетающимся языком продолжая, – По случаю свадьбы в Париж съехались и протестанты и …., – все поплыло у нее перед глазами и превратилось в видения того, о чем она хотела рассказать.

– Поспи дуреха, – ласково накрыла ее плащом ведунья, – Я так все посмотрю.

Перед ней открылась площадь пред Собором Парижской Богоматери. С высокого помоста суровый монах кидал в лицо толпе тяжелые, как камни, слова.

– Представьте, как будет выглядеть Париж, если на одной улице, в одном доме, в соседних комнатах будут проповедовать католики и гугеноты. Близ церкви, где причащаются Телом Спасителя, на углу в лавке станут торговать мясом в пост. В парламенте сядут рядом защитники веры и осквернители святынь. Человек, исповедующийся священнику на Пасху, будет знать, что на него показывают пальцем и с презрением называют папистом. Твой сосед, твой друг, твой родственник будет гугенотом и кальвинистом. Никогда не было ни у нас, ни в каком другом государстве такого смешения и разлада.

– Почему они их всех швейцарцами называют? – про себя отметила Малка, – «Клятву дающие», то есть гугеноты – это ведь так швейцарских стрелков называли ранее. Себя-то католиками, понятно, потому что всеобщая вера. Все у них в башке смешалось, – она отмахнулась от мысли, как от назойливой мухи, продолжая смотреть картины, вспахивающие в сонном мозгу подруги. Но мысль неотвязно крутилась в ее голове, – Испокон веку Медведи и Ангелы жили душа в душу. Богами так было устроено. Берам – воевать, Ангелам – править. Ну не нравилось иногда воинским родам, что худосочные, бледные правители им указания дают, так ведь и не доходило до такой драки никогда. А вот когда Ангельская кровь с мешалась с кровью сурожан и торговцев, когда в нее яд золотой лихорадки попал, тогда все на раскосяк пошло, – она опять задумалась, – Так ли? Так! Вот тогда Беры и взъерились окончательно. Вот тогда и Ангелы начали их гнуть до земли. Тогда Империя трещину дала. Теперь уже не склеишь. Напрасно все эти потуги, только хворосту в огонь подбросишь, – она опять отмахнулась от горьких мыслей. Прикрыла глаза стала смотреть дальше.

Следующая картинка перенесла ее в покои Маргариты в Лувре. Будущая королева Наваррская сидела в окружении фрейлин и подруг. Среди них Малка сразу узнала Жанну и ее верных оруженосцев, одетых в праздничные наряды. Они смотрелись чертовски привлекательно. Марго готовилась к завтрашнему дню, когда по договоренности между ее матерью – властной Екатериной Медичи и матерью ее жениха – не менее властной Жанной де Альбре, венчать их должны были два священника. Один старой веры, другой протестантский. Может быть, все бы и изменилось к этому дню, только вот не задача, королева Наваррская Жанна до этого дня не дожила. Говорят, ее скрутили простуда и сухой кашель. Однако Малка знала, как умеют в доме Медичи готовить яды. Она про себя зло подумала, что век этот наверно назовут веком ядов, которые везде, даже каждое слово сочиться ядом у любого говорящего. Так что кашель этот дорого стоил Екатерине, но видно окупился сторицей, если свадьба все-таки готовится.