Пора меж волка и собаки

Беседа теперь потекла спокойно. О том, о сем. Роллан сидел какой-то умиротворенный, будто сбросил с плеч тяжелую ношу, что нес всю свою не мерянную жизнь. Он даже как-то распрямился, в глазах потух огонек костров и пылающих углей жаровен пыточных подвалов. На губах заиграла улыбка, знакомая Малке и Даниле еще с Иерусалима. Он меньше стал подливать себе вина из старой амфоры стоящей на столе, а на предложение добавить Микулицину огненную воду, отрицательно мотнул головой.

Малка же наоборот задумчиво смотрела на воду пруда, где среди белых лилий грациозно плыли два лебедя – белый и черный. На лбу ее залегла складка, тяжелого раздумья.

– Вот смотри Неистовый, – она кивнула на птиц, – Вот один из них белый, как помыслы ребенка, а второй черный, как Марановы дети, а ведь вместе живут и птенцов плодят. Притом и черных и белых. Это как так?

– Так это вопрос не ко мне, а к Матери-Природе, к наставнице твоей Артемиде. Мы ж просто слуги ее.

– Ты ж Совершенный?

– Так и ты Сиятельная. А ответа не знаешь! Не дано нам знать, то, что Боги знают! Не дано – и учиться этому не надо!

– Хочу! Хочу знать ответ!! – неожиданно резко сказала Малка, – Хочу знать! Почему мы боремся с Маранной, а она с нами!!! Мы ж лебеди из одной стаи. Только она – черный, а мы белые! Чего мы одних птенцов не высиживаем!!! А, Неистовый!!! – она рванула ворот черной рясы.

– Нет у меня ответа. Ты вопрос задала – ты на него ответ и ищи,…а я устал. Я устал, Гуляй устал, Раймон со Старцем устали. Сент-Омар ушел на покой. А ты ищи. У тебя, да у Жанны еще силы остались. Дамы они всегда сильнее рыцарей. Это только кажется так, что мы опора. Ан нет. Опора это вы – матери родов наших. Берегини. Потому и жгли вас ведьм и ворожеек изуверы эти, в первую очередь, потому нюхом чуяли, что вся сила в вас. Кланяюсь в ноги вам всем, и желаю вам удачи в нелегкой борьбе вашей. Сдается мне, что братья храмовники не даром Босеан – знамя свое черно-белым имели. И клич «Бог – есть любовь!». Сдается мне, что Перун недаром птицей своей черно-белую сороку выбрал. Но запутался я совсем. Простите меня сестры. И ты наставник дядька Данила. И ты побратим Микулица, – он обнял всех по очереди.

– За што? За што простить-то? – опешил Данила.

– За то, что сил не хватило. За то, что сгорел, никого не зажегши. За то, что вас оставляю одних в мире злобном этом, а сам ховаюсь за хребты высокие. За все! – он еще раз всех обнял, поцеловал и побрел к коновязи.

Жанна рванулась к нему, но Малка удержала ее за руку. Если Неистовый решил уйти, он должен был это сделать.

– Да забыл совсем, – Роллан резко повернулся, – Раймон просил передать. Если кто из жриц Артемиды не выдержит… мира этого,…там, в недрах острова Волшебного…усыпальница для тел их спрятана,…а самих их в Вальхалле всегда ждут…Прощевайте все!

– До встречи Неистовый!!! Милый ты наш уставший Роллан. До встречи!!! – Малка помахала рукой.

Роллан распрямился, одним махом взлетел в седло, поднял коня на дыбы, укротил его умелой рукой. В седле сидел прежний Неистовый Роллан, Великий Инквизитор, Рыцарь без страха и упрека, Совершенный. Он помахал рукой и уверенно направил коня к воротам, раскрывающимся пред ним, как Врата в новый мир.

Глава 8 Перелом

Лучше избирай наказание, нежели гнусную корысть, ибо первое огорчит на один раз, а второе навсегда.

Хилон из Лакадемона

Поднаторев в Александровой Слободе, Мастера плотницкого и каменного дела, называемые с легкой руки Бармы и Постника – зодчие, поднимали Опричный Двор на Москве. Как будто дожидаясь их прихода, разом полыхнули на Боровицком холме: двор князей Старицких и бояр Мстиславских, подворье Троицкого монастыря и задний митрополичий двор с конюшнями. Разом пролетел красный петух от царского терема до Троицкой башни, слизнув все, что мешало новому строительству, но, не тронув ни государевых палат, ни Собакиной башни. Пожар он и есть пожар. Ему виднее чего жечь – чего нет. А там уж куда ветер дунет, только Бог знает.

Зодчие расчистили погорелые места, но государь вдруг, повелел отдать их брату своему князю Владимиру Старицкому, а главе Земщине Мстиславскому нарезать новые угодья, там же на Бору, но ближе к Торгу, чуть за Чудовым монастырем.