— Вот и мне когда-то казалось, что весь мир для меня одной. Порхала, как бабочка, с листочка на цветочек, ничего не загадывая, ни о чем не жалея. Замуж вышла. Развелась. Очухалась, а мне уже тридцать лет! Подруги все давно замужем, меня в гости приглашать не торопятся. Замужние одиноких подруг не очень жалуют. Кавалеры прежние порастерялись. Тут я запаниковала. Мужиков вокруг много, а замуж не зовут. Здорово я тогда разозлилась. В один прекрасный вечер сожителя своего спрашиваю: «Когда в загс пойдем?» Вижу, интеллигент мой в загс идти не хочет. Тогда я его в окно выпустила. Так метался по квартире от моей сковородки, что дверь не мог найти. Хорошо еще, что на первом этаже живу, а то пришлось бы из-за этого доходяги на нарах сны смотреть. Так вот и жила, расстроенная. А тут вдруг тетка умерла в деревне, дом мне отписала. Я у нее единственной родней оказалась. Поехала, тетку, как положено, схоронила, до сорокового дня там прожила. В последний день перед отъездом сижу на завалинке, семечки грызу, чистым воздухом дышу. В деревне, думаю, мне, что ли, остаться? Баба я умная, наверное, заведующей фермой сразу назначат. Днем буду трудовые рекорды выдавать, а по вечерам чай с липовым медом с соседкой Евлампихой пить. Сижу, значит так, потихоньку над собой издеваюсь, и вдруг — бац! Сердце как дернется! Гляжу, мимо меня такой король проходит, что хоть стой, хоть падай! Это в нашей-то деревне Шаталовке, где самому молодому мужчине завтра восемьдесят один год исполнится! Я в высшей степени оторопела, застыла с открытым ртом. Он ко мне подошел, завелся у нас с ним такой разговор душевный и приятный, что в тот вечер я в город не вернулась. Он, оказывается, сын соседских стариков. В деревне двадцать лет уже не был, а тут решил навестить родителей. Не судьба ли? Из Владивостока приехал. Вдовец, без детей. Механиком на большом корабле служит. И вот потянуло на родине побывать. Короче, начали мы с этим механиком любовь крутить. Через три дня я его в город к себе увезла. И так мне с ним хорошо было, что на все остальное махнула рукой, только бы побыть с ним сколько-нибудь еще! Он меня по ресторанам водил, по утрам кофе в постель приносил. Много не разговаривал, а больше своими красивыми глазами на меня с жадностью смотрел, и это мне очень сильно нравилось. Только быстро сказки сказываются. Вот и моя закончилась. Прихожу в один день с работы, а мой король чемодан собирает, отпуск его закончился. Проводила его тепло и дружелюбно. Он что-то серьезное скажет, а я все в шутку переведу. С таким вот веселым оптимизмом его в самолет и посадила. Только когда дома через порог переступила, так до самого утра и проревела белугой. А через неделю новый сюрприз: поняла, что беременна. Эта новость оказалась для меня такой неожиданной и удивительной, что плюхнулась я на диван, а сколько просидела на нем, не помню. Опомнилась, когда себя в зеркало увидела — лицо все в слезах, а глаза просто одуревшие от счастья. И словно что во мне переломилось, сразу решила, что обязательно буду рожать.
— И молодец, что так решила, — одобрила Карповна, не переставая работать спицами. — Какого славного мальчонку выносила и родила, богатырь настоящий!
— Так это все, что ли? — Саня, ожидавшая чего-то необыкновенного, разочарованно вздохнула.
— А вы индийскую мелодраму хотели от меня услышать?
— И вы больше с Василием не виделись и не перезванивались? — Саня упорно добивалась продолжения. Она не могла допустить, чтобы так просто и глупо оборвалась связь между красавицей Катериной и незнакомым механиком, его девушка уже наделила в своем воображении всеми мужскими достоинствами, и который, она была в этом уверена, с радостью принял бы известие о рождении сына.
— Да, легко ты сдалась, — съязвила Сергеева. — Такая баба боевая, а мужика удержать не сумела.
— Нет, сдалась я не сразу, — Катя вдруг развеселилась. — Как решила я рожать, так и про все остальное начала думать. Позвонила Васе во Владивосток на домашний. А противный женский голос говорит мне в ухо, — Катя вытянула губы трубочкой, передразнивая: — Василий в море, а вас, милочка, я попрошу сюда никогда не звонить, никого не беспокоить. Я отвечаю, что ей лично звонить я точно никогда уже не буду, и что ей следует пойти в больницу и удалить аденоиды из своего носа, прежде чем совать его в чужие дела. Когда трубку бросила, злая была. В горячке начала листать записную книжку. Ну, уж нет, думаю, не будет мой ребенок безотцовщиной расти. Будет у него золотое детство с мамой и папой! Нашла номер, позвонила одному старому знакомому. Давний был роман и недолгий. Но итальянец этот, а он точно по отцу итальянец, здорово тогда в меня втрескался. Я его сама на другого променяла. Он, бедный плакал, когда прощался, и спрашивал меня: «В чем причина?» Такой зануда! Я ему ляпнула: «Плохо ты причесан!» — женщина засмеялась. — А у него были шикарные черные кудри. В тот же день он ко мне приходит подстриженным. Я когда его увидела, хохотала до слез, так со слезами на глазах за дверь и проводила.