Пора жить

В палате засмеялись. Вероника Карповна не обиделась. Широко расставив ноги, она прочно уселась на кровати, подняла глаза к потолку, глубоко вздохнула во всю силу своих легких и томным басом ответила:

— Была и я девкой. Да еще какой! Парни наши деревенские дрались из-за меня до полусмерти. А кузнец, Михаил Авдеевич, царствие ему небесное, так и помер из-за глубокой ко мне любви!

— Да ну? — удивилась Екатерина. — Заездила, значит, ты все-таки кузнеца, Карповна!

Та досадливо отмахнулась и продолжала:

— Уж как он сох по мне! И сватов засылал, и на посиделках никому ко мне подходить не давал. Бог его силой не обидел, и остальные ребята боялись ему под горячую руку попадаться. В один вечер подстерег меня и прямо сказал: «Или моя будешь, или ничейная!» Только я была гордой и не из пугливого десятка, чтобы его слов испугаться. Дома маманя тоже пилила меня: «Дура! Останешься со своей косой да красотой одна! Уж все подруги замуж повыходили, а ты все нос дерешь. Ох, смотри, Вероника, не дразни судьбу! Лучше Мишки не найдешь!»

А только мне маманины слова в карман не класть было. Не любила я Мишку, и все тут!

Весной нам в правление нового бухгалтера прислали вместо умершего старика Харитонова. Бабы на ферме смеются: и маленький он, и худенький, и тихенький. Меня интерес взял. Одним днем обедать не пошла, а завернула в правление. Постучала тихонько и открыла дверь. А он за столом сидит, сам такой небольшой да худенький, глаза на меня поднял, строго спрашивает:

— Вам что, гражданка, нужно? По какому вопросу пришли?

А сам руками по счетам щелк да щелк. А я как его глаза, строгие и необыкновенные, увидала, так про все враз и забыла. Потом уважительно ему говорю:

— Никакая я не гражданка, а Вероника Воронюк. А вы вот счетами-то щелкаете, а время обеднее, значит, сейчас обедать нужно, а не костяшки перебирать. И воздухом вам дышать почаще надобно, а то вы какой-то бледный да малокровный.

Он хоть и смутился, но опять же строго мне отвечает, что сам лучше знает, когда ему считать, а когда обедать.

Я домой вернулась, а кусок в горло не лезет, все о нем думаю, какой умный да худющий. Тихонько сестренку Гал инку отправляю:

— Отнеси, Галя, до бабки Кузьминой шмат сала, постояльцу ее передай.

А на следующее утро в правление меня вызывает. Я прибежала, он закрыл дверь да как закричит:

— Что же вы себе позволяете? Унизить меня решили? Сало зачем-то прислали.

Я крепкая была на нервы, из меня слезу сроду ничем не выдавишь, а тут растерялась, из глазонек слезы обильно полились. Обидно стало, что попрекает. Стою и плачу, ничего не говорю. Он тоже смутился. Из-за стола вышел, стал меня успокаивать. А я одним глазком плачу, а другим прикидываю, что не такой уж он и махонький, разве самую малость. А что худой, так были бы кости, а мясо нарастим! И тут же его полюбила, крепко и надолго!

Карповна замолчала.

— А кузнец? — спросила Санька.

— А Михайло не мог мне простить, что променяла его на такого несолидного мужчину, уехал работать в район, да там и помер. Врач сказал, что все органы у него в полном порядке находились, ничего не болело, так и отошел здоровым, — женщина перекрестилась.

Санька выкрутила шею, с любопытством уставилась на громадную Карповну, стараясь представить себе эту мощную женщину молодой и красивой. Она знала, что Вероника позавчера родила сына после четырех дочерей, видела ее мужа, бухгалтера, действительно невысокого и худощавого с очень добрыми глазами. Сегодня утром он со старшей дочерью приходил в больницу и долго стоял под окнами палаты. Дочка, здоровая и румяная, давала матери отчет за вчерашний день. Она говорила медленно и нараспев, называла Карповну на вы. И все в палате невольно проникались сознанием своей важности и незаменимости. Младшая Воронюк, стараясь быть взрослой, все-таки спросила:

— Вы, мама, не волнуйтесь, отдыхайте, мы кроватку уже приготовили, наверное, вас завтра уже и выпишут?

А супруг от смущения, что его так откровенно разглядывает вся палата, хмурил брови и мягким тенорком напоминал:

— Вероника, поверх халата обязательно кофту надевай, чтобы не застудиться. Ведь, помнишь, как с Валюшкой случилось!

Карповна с умилением смотрела на мужа и с самым нежным чувством в душе отвечала ему:

— Ладно уж, закукарекал, сама, чай, знаю, не застужусь. Идите до дома. Да скажите этой фалде, Ленке, чтоб историю мне исправила. Не то выйдем с Егорушкой, я ей устрою Варфоломеевскую ночь, надолго запомнит!

И долго пыхтела от удовольствия, глядя в спины уходящим, слыша за спиной перешептывание соседок по палате.

За круглым столом

Перед обедом заехал Владимир. Привез жене вместе с огромным букетом красных роз целый пакет ее любимых заварных пирожных. Счастливо улыбаясь, постоял под окном больницы, слушая Саню, которая, выглядывая в форточку, торопливо рассказывала, какой у него теперь есть самый умный и красивый сын, и что она совсем не боялась рожать, и вообще, все просто замечательно!

— У тебя такой интересный муж! — сказала Арусяк, которая мимоходом тоже выглянула в окно палаты и успела хорошенько рассмотреть Владимира.