Михаил сидел на приступке. Курил, прислонясь к стене дома. Он слышал, как жена, скрипя половицами, прошла через большую комнату, потом шаги ее послышались в кухне. Заскрипела форточка. Женщина, сопя от напряжения, поднялась на табурет, высунула в открытую форточку лицо.
«А ведь до двери два шага. Не легче было дверь открыть?» — подумал Михаил. Он понимал, что жена с трудом стоит на маленьком табурете и нужно зайти в дом. Но во дворе томительно пахло весной, стена дома была такой теплой. Сосульки с крыши капали в лужи, и воробьи, громко чирикая, уже пытались почистить в воде перья.
Наконец он поднял голову и встретил ее серьезный взгляд. Завитки волос на шее чуть дрожали на мартовском ветерке, а васильковые глаза смотрели слишком спокойно. Он понимал, что это дурной знак. Потушил окурок, исподлобья бросил на нее быстрый взгляд, делая вид, что ничего не понимает, дружелюбно сказал:
— Слезь с окна, Верунь. Ветер еще холодный, надует тебе.
— В дом зайди, — тихо и спокойно произнесла жена.
«Не дождешься», — подумал он, стараясь улыбаться очень ласково.
— Верунь, я же Васю дожидаюсь. Чего я снова буду сапоги разувать. Он уже сейчас приедет.
— Едет, едет, не доедет. Полчаса уже сидишь. А мог бы на чердак слазить и детскую кроватку спустить. Вторую неделю обещаешь!
Ее голос начал наливаться силой.
Она слезла с окна, открыв дверь, грозно встала над ним на пороге дома.
— Да зачем ее сейчас-то доставать? Тебе только в мае рожать.
Женщина прищурила глаза, подперла бока руками.
— Ми-ша! Дите ведь не станет дожидаться, когда батя ему кроватку достанет, чтобы родиться. А если семимесячного рожу? Я ведь на сохранении не просто так лежала от нечего делать! Ты чего мне сейчас опять начинаешь свои концерты устраивать? Ты, Мишь, доиграешься! Сидит себе, как кот мартовский на солнышко жмурится! А что в бане уже месяц бак протекает, так до фонаря! И фонарь, кстати, во дворе не горит. Вчера вечером баба Таня оскользнулась да прямо в лужу драбызнулась. Хотела, говорит, Ванечку драниками угостить, да вместе с драниками в луже искупалась, мимо тропы впотьмах шагнула.
— А нечего по ночам шастать. У Ваньки потребность великая в ее драниках, что ли? Не голодает, поди, ребенок. Это она лишний повод находит, чтоб не дома сидеть, а по соседям найдать, как приблудная, — решился Михаил на отпор.
— Ну и ходит! Тебе чего?! Одиноко ей одной, вот и заходит иногда. Ты ведь не сидишь с ней, все с Ванькой в свои дурацкие игры играете. Чем она тебе мешает-то?
Мужчина хотел было ответить, поднял глаза и увидел сквозь раздражение какую-то затаенную печаль во взгляде жены. Словно рот ее одно говорил, а мысли в голове совсем другими были. Он не раз уже такое за ней замечал, когда по всяким домашним мелочам контры у них происходили. И всякий раз, когда подмечал эту тайну в ее глазах, что то странное с ним случалось, словно родная жена другой стороной оборачивалась к нему, какой-то загадкой неразрешенной. Ведь уже десять лет вместе живут, сына растят, еще пополнения дожидаются, а он до сих пор в такие моменты думает, какой же счастливый рядом с нею.
Жена уже не шумела. Накинула на плечи шаль, присела рядом, прижалась к нему теплым плечом, вздохнула, тихо сказала:
— Мишь, ты пойми, мне ведь хочется, чтобы у нас все как у людей было. Ты у меня мужик хороший, если я когда на вас с Ванькой голос повышаю, не обижайтесь. Вы — это все, что у меня есть. Только…
Она теребила концы платка. Муж, наклонив голову, напряженно ждал ее дальнейших слов. Спросил:
— Верунь, что? Ты скажи, может, тебе чего надо? А может, ты мороженого хочешь? Так я с Василем на станцию заскочу и куплю твое любимое.
Он заглянул ей в лицо. Она загадочно улыбнулась, потерлась щекой об его тулуп.
— Я, Мишь, чего-то хочу, а чего, сама не пойму. Чего-то такого неожиданного, что ли… Ведь у нас здесь все одно и то же каждый день. А мне уже за тридцать… Я, Мишь, не жалуюсь, только…
— Ну? Чего?
— Ничего, — она вдруг весело рассмеялась, запахнула ему тулуп. — Болтаю, сама не знаю чего. Вставай, вон твой друг приехал. Когда обратно тебя ждать?
— Тут уж как управимся, запчасти на комбайн возьмем и сразу назад. Думаю, к обеду и повертаемся.
Он еще раз заглянул ей в глаза. Но уже ничего там не увидел и, слегка растерянный, поехал с другом на станционные склады.
— Зайдем в кафе перекусить? — Василий, довольно улыбаясь, закрыл кузов грузовика, обернулся к товарищу.
Тот нерешительно глянул в сторону придорожной забегаловки, мотнул головой:
— Жене сказал, что к обеду приеду.
— К обеду и приедем, — подмигнул друг. — Времени только половина одиннадцатого. Мы сегодня быстро управились, спасибо Петровичу, без волокиты с нами разобрался, — мужчина хлопнул ладонью по борту кузова. — И запчасти все взяли по списку, председатель довольным останется, и время сэкономили. Такое дело грех не обмыть. Давай, Миха, не менжуйся. Зайдем, по стопочке примем под рассольник и тихо-мирно назад покатим. Все равно рабочий день наш с тобой на сегодня закончился.
— Ты ведь за рулем, — напомнил Михаил.
Василий беспечно отмахнулся.