— Верунь, сказал, гляну, значит, гляну. Вот завтра перед работой и посмотрю. Или тебе прямо сейчас загорелось? Сама тоже не глупая, живот болит у коровы, знаешь, поди, чем лечить? Или мне еще и доить корову прикажешь?
Михаил не хотел грубить жене, но, весь измотанный последними событиями, не сдержался. Сон прошел, он вышел на крыльцо покурить. Ругая себя последними словами, что подписался на это идиотское соглашение со стриптизом, мысленно прокручивал все происходящее. Леонид уехал из деревни, но от своего условия не отказался. Оставив им Валеру в качестве учителя, которого после долгих препинаний взяла на постой соседка тетя Таня. Председатель, матерясь и фыркая, согласился оплатить постой дармоеда. Они работали в поле до позднего вечера. Наскоро перекусив, собирались в недостроенном клубе. Сторож дядя Федор топил для них буржуйку, чтобы, как он выражался, приятнее было дрыгаться. Первую неделю совсем ничего не получалось.
То, что показывал тощий стриптизер, было противным и гадким. В деревне над ними смеялись. Несколько раз Василий грозился убить Валеру, а один раз все-таки врезал ему в ухо. Мурат заступался за учителя, но оказался самым бестолковым учеником, и все время предлагал плясать присядку под «Яблочко».
Михаил наливался гневом и уже готов был бросить эти занятия, как глупое, даже абсурдное дело. Однажды зашел в клуб батюшка. Без рясы, в джинсах и модной рубашке, посидел, посмотрел на них, пошутил немного, а потом серьезно сказал:
— Это ваше испытание. Для мужиков испытание, чтоб вы понимали. Это ваша война с инородным и чуждым вашему миру элементом. Пусть такая, нелепая и унизительная, но тем отраднее в сознание ваше придет мысль, что вы сумели, достигли, не отступили в порывах слабости духа вашего, ибо силен человек, когда вера и дух в нем присутствуют.
— Дух-то присутствует, — буркнул Василий, а вот силы, отец ты наш, уже на исходе. Я за эти дни килограмма четыре сбросил. Уже не пойму, когда ложиться, когда вставать. Дома ни до чего руки не доходят. Жена, кроме как стриптизером, иначе не зовет. Дочка и та на днях кричит: «Иди, стриптизер, картошкой жареной заправься, пока до концерта портки не потерял».
— Терпи, сын мой, — ответил батюшка. — Беседовал я и с женами вашими, порадовался их пониманию к делу сему.
Еще через два дня пришла к ним, приехавшая погостить к матери, Ковальчук Катерина. Молодая женщина, работающая хореографом, быстро и умело направила все их неуклюжие потуги в нужное русло. Разглядела в каждом зарытый талант танцора, подобрала музыку, и к концу третьей недели дело сдвинулось с мертвой точки и пошло на лад. Племянница бабки Лопуховой сняла с них мерки и обещала пошить костюмы высшей пробы, благо, бухгалтерия села оплачивала расходы.
— Я объясню, что именно должно быть одето на нас, — начал было Валера, но женщина, приспустив очки на носу, строго посмотрела на него и отрезала:
— Объяснишь, если бабка моя над твоим огурцом посмеется. Костюмы будут пошиты по моим личным эскизам и выкройкам. Это не обсуждается. Всем пока и удачи в будущем.
Появился интерес, но времени катастрофически не хватало. Еще через три дня у Мурата разболелся правый бок. Скорая отвезла его в райцентр с подозрением на аппендицит.
— Вот только этого нам не хватало, чуть не плача, — говорила Катя. — Кем мы его заменим? И по времени не успеваем! Что за невезение.
Мурат вернулся на утро.
— Ну, что там у тебя, — спросил Михаил, встретив его у трактора.
— Привезли меня в госпиталь, — начал рассказывать Мурат. — Врач щупает: «Болит?» — спрашивает. — «Болит», — отвечаю. — «А здесь?» — «Болит», — говорю. — «Подними рубашку, этот шов когда делали?» — «В прошлом году аппендицит вырезали». — «Что же ты сразу не сказал!» — удивляется. — А я откуда знаю, может, аппендицит и другой раз вырезают. Вот. Слабительное дали и назад отправили.
— Верунь, сколько времени?
— Пять минут назад двенадцать ровно было. Хватит тебе уже дергаться. Все нормально. Иди лучше перекуси перед концертом.
— Чего-то аппетита нет совсем. Я бы лучше сейчас стопочку пропустил для храбрости. Меня, Верунь, если честно, прямо колотит всего.
— Ну, это понятно, — кивнула жена. — Одно дело, когда на вас одна Катька смотрит, а тут вся деревня. Миш, а как вы перед Катькой-то все раздевались, наверно, петухами ходили? Стыдно-то хоть малость было?
— Стыдно… Она нас пять дней убеждала, что нужно хоть один раз раздеться полностью. Иначе, мол, на концерте, сорваться можем и не оголимся. Мы с Муратом вроде как согласились уже, а Васька уперся и ни в какую. Она тоже рассердилась, говорит: «Меня если стесняешься, завтра всех бабушек на деревне соберу, и на генеральной репетиции перед ними разденетесь».
— А нас позвать не вариант было?
— Не знаю, Верунь. Ей виднее. Короче, Вася как про бабушек услыхал, еще больше испугался. Тяпнул стакан и согласился.
— Вы тоже тяпнули для храбрости?
— Нет. Тогда нет, а сейчас вот прям муторно мне… Я, видать, заболел. Позвони Васе, скажи, я не смогу танцевать…