«
Агент закрыл глаза.
«
Его сердце перестало биться.
На балкон запрыгнул старый рыжий кот. Любимый хозяин не ответил на его ласки, пришлось искать еду в гостиной. На табуретке лежала ароматная колбаса, но вспоминая вчерашний пинок, кот не решился ее дегустировать. Он выбежал в коридор и обнаружил на полу странное тело. Раньше его никогда здесь не было. Кот с любопытством осмотрел его, подозрительно понюхал темно-красную лужицу и осторожно макнул в нее язык. Убедившись, что жидкость съедобна, он с усердием принялся слизывать ее с пола. Шершавый язык тихонечко хлюпал. Облезлый хвост развивался парусом. Грязь возвращалась с кашляющим дымом, прогоняя, к чертям, чужеродную свежесть. Исконное неизбежно.
Гнозис
Товарищ старший мент ювелирно изучал мой паспорт, тщательно выискивая что-то промеж буковок и циферок. Позабыв грациозную фуражку в машине, он вытирал пот со смешных зализанных волос и покашливал потной усталостью. Товарищ старший мент был миловидным пузаном, нуждавшимся в рюмке беленькой и мамином борще. Его тяжеловесные вздохи молили об отдыхе.
– Чего это вы не спите посреди ночи?
Смешной голосок подпрыгивал грозными интонациями, а ночь откровенно халтурила, освещая спящие улицы полуденным светом. Полчетвертого на часах. Где-то далеко в это время растворялся таинственный холодный мрак, а у нас белые ночи стукачески выдавали ментам проходимцев. Не доверял мне товарищ мент, смотрел как на непутевого шкодника. Еще бы, ведь на мне были черные как гопник спортивки с тремя православными полосками, черное как падик богатырское худи и черная как семки шапка. Без полосок, жалко, шапка. Ну да и бог с ней.
– Чего молчим?
Любопытный товарищ мент. Я искренне поведал ему, как сидел за компом и распивал всякое-разное. Поведал, как вискарь начал душить глотку и сужать желудок. Как я возмущался на стакан, бутылку, холодильник и спящую подружку, пока до меня наконец не дошло, что кончился запивон. Поведал, как я оделся, засунул в уши хуавейные блютусные залупы, включил что-то между Бахом в исполнении Гульда и Елизаровым в исполнении Елизарова и телепортнулся сквозь громоздкий покрашенный лифт в полуденную питерскую ночь. Поведал, как тишина и одиночество ярко солировали в антураже, раскрашивая атмосферным волшебством мой пьяненький путь до хач-ларька.
– Это что еще за выражения?!
Товарищ старший мент не одобрял разжигание ненависти. Я с улыбкой пояснил, что сами работники прозвали так наш любимый магаз. Ах, этот прекрасный магаз заслуживает подробного описания. Он любвеобилен и круглосуточен. Он радует распутной грязненькой теплотой и продажей алкоголя после десяти. Он пугает нуарной харизмой и смуглыми кассирами. Это укутанное магической аурой заведение было Меккой для полуночных алкоголиков и бессонных гуляк. Во мраке крыльца дежурили бессмертные невидимые вурдалаки, стреляя у прохожих курить и позвонить. Но эти отважные часовые оставили свою крепость беззащитной, покуда мрак отступил за белыми ночами.
– Молодой человек, вы немного отвлеклись.
Торопливый товарищ мент не любил лирические отступления. Я, точно покорная Шахерезада, шептал ему, как откопал среди полок пыльную двухлитровую колу и пристроился у кассы за мужичком. Мужичок был старый как библия, толстый как жаба, с глазами как у Сартра. Пока ему пробивали целительную чекушку и красную «Яву», мое внимание привлек беззвучный телек в углу.
А по телеку шло первобытное немое кино. Там испуганная девица в полупрозрачном платье привидением блуждала по лесу, пока не увидала подвешенного на дереве суженого. Девица дрожащими пальцами дотронулась до его ноги, а суженый упал с дерева и воскрес, протянув ей костлявую ладонь. По ладони ползла змея. Девица сбежала к мраморным античным колоннам: виляла меж них, пытаясь спрятаться, но ее повсюду преследовали призраки грязных похотливых пролетариев и злобный исполинский хамелеон. Девица села на белую лошадь и полетела на ней по небу, пока не сорвалась от бешеной скорости и не упала.
– Ты накуренный, что ли?
Товарищ старший мент панибратски перешел на ты. Значит, доверие между нами росло. Я уверил его, что не употребляю такие гадости, и продолжил свою сказку. Немой отрывок фильма столетней давности открыл мне истину. Я стоял в очереди в магазине и, созерцая в размышлениях тайное знание, вслух произнес, что теперь понял все. Стоявший передо мной Сартр ругал сонливого кассира, но, услыхав меня, отвлекся и уточнил, что именно я понял. Я не мог так просто ему объяснить: внезапную истину слишком сложно истолковать. Сартр психовал еще больше, брызгал слюнями и кричал. Испуганный кассир тщетно пытался его успокоить, а я бросил помятую сотку на кассу и выбежал на улицу.
– Так а че ты понял-то?