А вторничным утром чуть свет на работу, сквозь просыпающееся солнце и грязные небесные автобаны. Девять часов ритмичных кликов, тысячи бессмысленных напечатанных символов и десятки одинаковых заскриптованных разговоров по кричащему скримеру-телефону. Где-то посередине – обед с улыбающимися рубашками и ворчливыми пиджаками. Липкая рутина пропахла литрами автоматного кофе. А вечером домой, сквозь засыпающее солнце и грязные небесные автобаны. В депрессивный клишированный ситком с инопланетным мужем и мутантами-детьми.
Однако сегодня все было иначе. Вместо повторяющегося сурком эпизода меня встретила картина то ли из советской живописи, то ли из театральной репетиции. Наша новая работница гордой кошкой стояла у стены, уронив плечо на закрытую дверь, и смотрела на ползающую по полу личинку – младшего моего. У личинки в руках синяя мокрая тряпка, в глазах слезы, а под ногами – мокрый пол. Взгляд плавило закатное солнце, а толстячка-жара не прекращала душить. Я поспешно разулась, распахнула оконце и подошла к домработнице.
– Что здесь происходит? – тихонько спросила на ухо.
А она в плывущем воздухе прячется и улыбается кропотливо.
– Малыш учится ответственности.
Я чувствую себя идиоткой, наблюдая за ее мудрой ухмылкой. Она возвращает меня в детство.
– Что это значит?
– Мы с ним подружились так хорошо, играли весь день. Он помогал мне убираться, зайчик, рассказывал, как в садике дела. Потом переборщил самую малость: когда я ведро несла, прыгнул на меня, лягушонок, и все разлилось прямо на пол.
От нее пахло то ли старыми шторами, то ли мамиными духами. Не разглядев лицо сквозь плавленый воздух, я подошла к ребенку и села на колени. Сгибающиеся ноги слиплись омерзительным клеем.
– Все хорошо? – спросила, положив ладони на игрушечные ручки.
Он, сжав зубки, слюну проглотил и с поднятыми бровками закивал.
– Ты кушал?
Малыш не успел ответить, работница его опередила:
– Ужинать пойдем, когда пол будет чистый и сухой. Но ваша, дорогая, порция уже накрыта на кухне.
Что-то неудобно закололо внутри, но запах вкусного ужина вскоре отнял навязчивое чувство.
Картошка с сыром и жареная говядина.
Ребенок в слезах домывает пол.
Нож с муравьиной пытливостью скребет по тарелке.
Ребенок выжимает коричневую воду в ведро.
Соки рейрной говядины льются в тарелочный фарфор.
Надо на выходных сводить малыша в кино.
Или в зоопарк.
Работница возилась вокруг стола. Прибирала что-то, улыбалась по-матерински. Тяжелый пожилой взгляд давил на меня в паре с жарой. Я ушла в гостиную, оставив на столе недоеденное мясо. Старшие дети, расслышав мои уставшие приветы, разбежались по комнатам словно тараканы под включившейся лампой. А мужу все равно, он заблудился в футбольных матчах. Села рядом с ним, отобрала остывший чай и уставилась в телевизор. За окнами пролетали крылатые автомобили и смешные супергерои в ярких экзокостюмах. Стерильно белые стены дизайнерской гостиной обещали ощущение свежести и прохлады, но рождали лишь нервную дрожь по телу. Попросила мужа починить кондиционер. Он промычал что-то и переключил скучный рекламный тайм-аут на тягучее фестивальное кино. Вспотевший герой медленно умирал в жарком гостиничном номере, а камера лениво уплывала от него, срастаясь с закипающим воздухом.
Тошнота подыгрывала духоте.
Я расстегнула горячие пуговицы и ушла в спальню. Сопливое шмыганье мелкого поломойщика проводило меня до кровати.
А в среду проснулась раньше обычного и полетела на работу, пока солнце не вышло в смену. Воздушные асфальты еще не успели обрасти пробками. Добралась за час до начала рабочего дня: роботы монотонно похвалили, тут же стерев это с жесткого диска. Кофе прокатывалось мимо мозга, пока нескончаемые клавиатурные щелчки наигрывали монотонный дабстеп в перепонках.
Час, два часа, три часа.
Пробежка до столовой с техноповарами и киберофициантами.
Безвкусная космическая каша.
Громкий кофейный аппарат с повадками перепившей кислотницы.
Ностальгия по юности.
Затертое рабочее кресло.
Шаблонные разговоры с одинаковыми клиентами, как будто каждый раз с одним и тем же.
Еще час, еще два часа, еще три часа.
А дальше время спряталось за головной болью. Несчастной болью, уставшей не меньше меня.
Автомобильный затор посреди пухлых облаков не пускал меня домой. Радио напевало одинаковые колыбельные Уильяма Басински. Я совсем забыла, что на воскресенье куплены билеты в театр – ставят очередную вариацию Спартака, в антураже футуристических антиутопий. Не пойдем, значит, в кино с малышом. А до выходных еще нужно дожить. Хорошо хоть, от домашних забот отделалась.
Душная квартира с первого шага схватила меня за легкие. Солнце снова оккупировало помещение.
– Окна откройте! – крикнула в пустой коридор.