Поражение Федры

Я снова отправилась к ней. Как было устоять? Меня тянуло к ней, как всемогущего Зевса – к женщинам. Манили разговоры о божественной каре Тесея. Я не верю в богов, но верит ли она? Федра действительно верит в какой-то божественный замысел или все это – игра, которой она прикрывает свои зловещие планы? Ни риск быть схваченной, ни боль от растревоженных ран, нанесенных принятыми в прошлом решениями, не перевесили желания узнать больше и понять.

Именно поэтому несколько ночей спустя я опять пробиралась по пыльным коридорам к тоскливым покоям принцессы. Федра сидела, уставившись на свою фреску. Я обрадовалась, что поблизости нет ее сварливой служанки.

– Царица, – сказала я.

– Царица, – отозвалась она, кивнув.

От любой другой я сочла бы это дерзостью.

– Зови меня Медея, – предложила я и прошла к креслу. Хотя «прошла» – громко сказано: в ее крохотных покоях не развернешься. Уже не первый раз пришла в голову мысль: кто додумался поставить здесь огромный обеденный стол, занявший большую часть комнатушки? Вероятно, никто. Просто тут нужен был стол и принесли первый попавшийся и ненужный. Об удобстве принцессы никто не позаботился. – Мы же кузины.

– Да, – согласилась Федра, – кузины. Возможно, наши матери были близки. Мне это неизвестно.

Сомневаюсь. Моя мать была самой старшей из пятерых детей, а ее – самой младшей. Правда, порой в таких случаях старшая девочка занимается младшей как своим ребенком, ну или питомцем. Возможно, моя мать растратила все свои материнские инстинкты на младшенькую. Интересная мысль. Приберегу-ка ее на потом, чтобы обдумать в более подходящее время.

– Медея… – произнесла Федра почти по слогам мое имя. В ее устах оно прозвучало скованно, как у мальчишки, которому по достижении совершеннолетия наставник разрешил обращаться к себе по имени. – Я хотела бы поговорить с тобой кое о чем. Ты слышала ночной хор?

Я непонимающе уставилась на нее.

– Певцов?

Она покачала головой и задумчиво свела брови:

– Я схожу с ума?

– О чем ты?

Федра расстроилась, и мне было жаль ее, и все же наш сегодняшний разговор нравился мне больше предыдущего.

– Я слышу, как по ночам плачут женщины, – призналась она.

– О, по ночам плачет множество женщин, – подняла и уронила я руку. – Дворец для нас – поле битвы. Советую тебе не выходить поздно вечером из покоев.

– Но ты выходишь, – указала Федра.

Я открыла рот, чтобы напомнить, что вдвое старше ее и по возрасту гожусь в матери большинству творящих непотребство мальчишек, к тому же слыву колдуньей.

– В любом случае плач этот противоестественен. Мои покои расположены слишком далеко от прочих комнат, чтобы я могла что-то слышать.

Я кивнула, и принцесса продолжила:

– Голоса будто раздаются прямо у меня в голове. Они обращаются друг к другу, порой перекрывают друг друга, иногда говорят в унисон. Потому я и зову их ночным хором.

– И что они говорят? – Я неосознанно подалась вперед. Федра чем-то притягивала, этого у нее не отнять.

– Перечисляют еженощные злодеяния. Предупреждают, кого из мужчин нужно избегать. Все в таком духе.

Я бы не поверила ей, если бы не слышала уже о таком. Женщины всегда находят возможность общаться друг с другом, даже если мужчины против этого. Особенно если мужчины против.

– А имя Ипполита они упоминали? – не удержалась я от поддразнивания.

На лице Федры отразилось удивление, словно эта мысль ей в голову не приходила.

– Нет, не упоминали. Но в этом нет ничего странного. Он ведь поклоняется Артемиде.

– Если бы мне давали перо за каждого мужчину, который поклоняется богине-девственнице и при этом творит все, что ему заблагорассудится, со служанками, стелящими ему постель, то я бы уже отрастила крылья и улетела отсюда, – резко ответила я. С Федрой сложно было вести разговор. Девочка чересчур наивна. Мне не хотелось, чтобы она пострадала.

– Нужно что-то сделать, чтобы голоса замолчали, – сказала она, когда я поднялась, чтобы уйти.

– Замолчали? Ты хочешь оборвать связь между этими женщинами?

– Нет, хочу положить конец происходящим во дворце злодеяниям. Я ведь царица.

Я посмотрела на нее: вскинутая голова, пятнышко краски на щеке и пеплос на плечах – единственный, в каком я ее видела.

– Я бы дождалась возвращения Тесея, – посоветовала я, – и поговорила с ним.

Федра кивнула, и лишь в своих комнатах я осознала, что кивком она отпустила меня, а не согласилась со мной. Вздохнув, я легла в постель. Что бы она там ни задумала из человеколюбия, оставалось надеяться, что это не ухудшит положения бедных женщин, которым придется расхлебывать последствия.

Кандакия

«Ты сама вызвалась».

Я весь день твердила себе эти слова. Не знаю, сводили ли они меня с ума или не давали сойти с ума, но роптания пресекали. Почти.

Зачем я вызвалась плыть сюда? Понятия не имею. Из любви к царице, как предположила она? Ну уж точно не из любви к ее дочери. Девочка тут ни при чем, просто дети меня никогда не волновали. Однако Пасифая очень любит своих детей, особенно мутанта. Возможно, поэтому я и вызвалась сопровождать ее младшую дочь в Афины – туда, где никогда не была. А теперь я тут и хочу отсюда убраться.