Порченый подарок

Предводитель ушел, а я несколько минут посидела, уставившись в закрытую дверь, а после решила сделать так, как он и сказал. Расслабиться в ванной и лечь в постель в надежде, что бесконечные размышления не одолеют меня, как рой злобных кусачих мух. Что толку переживать сейчас о том, что уже случилось и позналось, или гадать, что будет дальше? В моем положении, похоже, надо учиться действовать по ситуации непосредственно при ее возникновении, а не просчитывать наперед, потому как разве еще прошлой ночью я могла любым из существующих способов узнать о том, что свалится на меня уже утром?

Очевидно, события дня меня всерьез вымотали, потому что, невзирая на намерение дождаться возвращения Бора, я уснула, сама не заметив как.

— Видишь, насколько быстро это случилось снова? — Лицо Алмера выглядело одновременно красивым и ужасающим, в зависимости от того, как на него падали странные, чрезмерно темные и текучие тени.

— Случилось что? — Я не желала с ним говорить, больше нет, даже во сне. Когда-то — да, хотела кричать, вопрошая, почему и за что.

Но спустя… О, Даиг, и месяца же не прошло, а по ощущениям — вечность… Ныне мне не нужны были ответы от него.

— Ты снова не справилась, не сумела дать мужчине вожделенного. Ты бесполезна в этом, Мунни, — насмехался надо мной Алмер, становясь все отвратительнее, и не важно, сколько я отворачивалась, его все более мертвый образ появлялся опять. — За что я умер, Мунни? За что? Ведь это только ты была во всем виновата, ты не можешь сделать ничего, что пристало настоящей женщине, а наказание понес я. Если бы ты была правильной, все бы получилось и до конца жизни все были бы счастливы.

Не я уж точно. Тебе было плевать на меня и на мое счастье.

— Неправда, все это неправда. Ты ублюдок, предатель, изменник и меркантильная тварь!

— Я был мужчиной, который любил другую женщину, а все потому, что ты такой любви не заслуживаешь. Что ты можешь дать? — Я бросилась бежать, задыхаясь и обливаясь жгучим потом, но голос первого мужа никак не замолкал. — Что ты можешь дать? Что ты можешь? Что? Ничего-ничего-ничего! Бесполезна-а-а-а-а!

— Ликоли, Цветочек мой, проснись! — Другой голос, словно спасительный водный поток среди полыхающего вокруг пожара. — Лепесточек мой нежный, открой глаза!

Волны дарят облегчение, уносят с легкостью прочь от дурного, поднимают к свету, к объятиям, крепким, но бережным, к касаниям губ мокрого от слез и пота лица, дарящим защиту и покой, и я цепляюсь за все это, за Бора, умоляя сквозь всхлипы вытащить меня из кошмара.

— Что же я творю с тобой, как же пугаю, мучаю, — еле слышно пробормотал супруг, и до меня постепенно стало доходить, что винит он себя и переживания прошлого дня в моих тяжких видениях.

— Не ты… — выдавила из себя.

Пресветлая, мои глаза опухли, едва открываются, во рту пересохло, нос забит, а все тело и постель вокруг мокрые, словно кто вылил на меня ушат воды.

— Не ты виноват, — упрямо прочистив горло, повторила я и обвила мощную шею Бора, стремительно успокаиваясь от прикосновений к нему. — Мой сон… я в нем видела своего первого мужа.

Пожалуйста, попроси меня рассказать. Я не хотела этого прежде делать ни за что, не в состоянии была пройти через эту грязь и унижение снова, но сейчас… попроси меня, муж мой! Попроси и убеди, что он ошибался!

— Не считал я вправе с тебя требовать говорить о нем, но теперь… — предводитель скрипнул зубами и сжал меня крепче, — поведай мне сама обо всем, или не гневайся, если я пойду и вытрясу все из твоего сопровождающего. Видел ведь по глазам его, что знает.

ГЛАВА 25

— Не надо Иносласа спрашивать, — это была последняя фраза, которую я смогла выговорить внятно и хоть с призраком достоинства, потому что потом сорвалась в самый натуральный некрасивый плач, бормоча торопливо, глотая слова, всхлипывая и давясь рыданиями. Мне не было никакого дела до того, как я сейчас выгляжу в глазах моего супруга и насколько его оттолкнет то, что он узнает обо мне из всей неприглядной истории. Переживать о том, что окажусь в его глазах совсем не таким уж идеальным цветочком, каким он наверняка представлял меня, я была не в состоянии. Я вывалила на него все: и то, как впервые увидела Алмера, и как постепенно влюблялась в него, как в определенный момент вдруг стала почему-то думать, что мне он не просто по судьбе предназначен, а что нет и жизни никакой без него. Про побег, про первый раз, про те месяцы, когда казавшаяся такой близкой мечта о счастье начала день за днем оборачиваться постоянным разочарованием и тоской. Про упреки, про ежедневные мысли о собственной никчемности, и про ту ужасную ночь, стыд, унижение, осознание степени предательства и своей глупости. Не умолчала даже о том, в каком виде в последний раз смотрела на моего первого мужа, о его смерти на моих глазах, о том, что и при последнем издыхании он глядел на другую женщину и видел лишь ее, не меня, никогда меня.