Порченый подарок

— Больше — хочу, но я и сама… можно? — приподнявшись, я потерлась своей сердцевиной об него, жмурясь, всхлипывая и задыхаясь от остроты ощущения. — Если не сумею… не понравится… ты же все исправишь? Ты ведь можешь.

— Какая же ты еще невинная и бесхитростная у меня, Греймунна, — нервно, но, как мне показалось, счастливо рассмеялся Бора. — В твоей власти сердце мое остановить и приказать ему начать биться снова, что бы ты ни делала — все хорошо. Да я едва не изливаюсь сейчас, как юнец, лишь от того, что ты вообще хочешь опять не только быть со мной, но и взять меня.

— Разве женщина способна взять мужчину? — удивилась я, забыв смутиться.

— Еще как способна, когда он готов отдавать ей себя всего.

— Тогда я желаю взять тебя, — одурманенная от собственной дерзости заявила я и потянулась между нашими телами, привставая.

Стала опускаться, получая восхитительное скольжение, от которого поджимались пальцы ног, но того самого… проникновения не получалось. Попробовала снова, но с тем же результатом. Это приятно, но ведь не то, на что я отважилась и надеялась, и от осознания своей неуклюжести почувствовала, как возбуждение стало стремительно вытесняться стыдом. Ничего-то у меня не выходит!

— Дай мне руку свою, Ликоли, — прошептал Бора, наверное, заметивший мою неудачливость.

Ну и дурочка же ты, Греймунна! Наверное… Да ты ерзаешь на нем безуспешно, когда мужчину всего трясет, конечно он заметил такое!

— Я… возможно, тебе действительно лучше отнести меня в постель. — Лицо запылало, взгляд я спрятала, признавая себя неудачницей.

Ну да, и сделать все самому, потому как у меня явно нет таланта в… этом.

— Нет, жена моя, смотри на меня и дай мне свою руку, — Бора не давил, но не повиноваться я не могла.

Отцепив правую руку от его плеча, протянула ее и робко подняла глаза. Мой анир прижался губами к центру ладони, дразняще лизнул ее, послав по мне новый поток огня, и неторопливо, давая мне все увидеть и понять, опустил между нашими телами, оборачивая вокруг своей плоти, отчего я сразу подавилась вдохом. Прошлый раз, когда он дал мне шанс ласкать себя так, до сих пор в мгновение ока кипятил мою кровь, а это новое впечатление закружило мою бедную голову.

— Тебе просто нужно его направить и брать ровно столько, сколько ты готова принять. — Пресветлая, его пояснение, сопровождаемое сжатием моих пальцев вокруг этого великолепного жесткого основания, покрытого такой непередаваемо деликатной кожей… как же это вместе было головокружительно, бесстыдно, бесконечно желанно…

Я уже и не знала, отчего задыхаюсь так сильно — от смущения или неукротимого вожделения, да и разве время разбираться?

Удерживала я сначала почти боязливо, но Бора стиснул свою руку поверх моей, глухо застонал, толкнувшись вверх бедрами и запрокинув голову, скользя в нашем общем захвате, и у меня даже, похоже, волосы зашевелились от прокатившегося от макушки до пяток удовольствия, порожденного такой откровенной демонстрацией его упоения. Все внутри тянуло и трепетно скручивало от необходимости получить то самое бесподобное ощущение наполненности, что дал мне познать мой муж прошлой ночью. Наполненности и движения, без боли, без тошноты от горчайшего разочарования, только томление, восхождение туда, где все лучше и лучше.

Прикусив губу, я осторожно направила гладкое навершие в себя, подалась вниз и охнула от того, насколько же много Бора оказалось во мне так сразу, хотя на самом деле едва впустила его. Широкие ладони подхватили меня под ягодицы, давая поддержку, совсем не понукая к большему или хоть к малейшему шевелению. Грудь Бора ходила ходуном, челюсти были стиснуты, ноздри вздувались, а глаза прямо-таки полыхали из-под отяжелевших век, однако он ни о чем не просил меня. Но спустя считанные секунды этого и не нужно было, потому что пребывать в неподвижности стало невыносимо для меня самой.

Еще немного больше его во мне — и мой рот распахнулся в беспомощном стоне, вверх, так похоже на взлет, если бы не моментальное опустошение, исправить которое жаждется больше, чем воздуха. Еще раз, и еще, и того, что я испытываю, становится так много, что держать глаза открытыми нет сил, но, даже плотно зажмурившись и отдавшись целиком погоне за таким осязаемым блаженством, продолжаю чувствовать взгляд супруга — поглощающий, неистовый. Разрозненные вспышки удовольствия вдруг обретают ритм, ловлю его, следую ему, и Бора со мной, украшая, насыщая его своими стонами, жадными поцелуями на моей шее, груди, доводя все до высочайшей красоты звучания, и я кричу, не в состоянии перенести, удержать в себе такой экстаз.

Он льется и льется по мне, по моим венам, коже, даже волосам от корней до кончиков, продлеваемый до ослепительной вечности рывками Бора во мне, и завершается не его протяжным стоном и сокрушительной дрожью, а много позже, когда все проходит, никуда не деваясь при этом, чтобы подарить чудесную легкость.

— Ну вот теперь нам точно пора в постель, — хрипло пророкотал предводитель, поднимаясь не знаю сколько времени спустя, потому что почти спала.