Порченый подарок

— Разве можно полюбить кого-то, кого и не знаешь толком, Бора? За что? — вскинулась я, задавая вопрос, что мучил меня с самого начала.

Чем я могла заслужить его чувства, как верить в то, что они настоящие, если мы рядом-то всего ничего и не ведаем так много друг о друге? Ну а с другой стороны, разве мой малый опыт не утверждает, что для того, чтобы воспылать дурной страстью, мне не понадобилось много знаний об Алмере.

— Желают телом, любят сердцем, жена моя, а узнают разумом. — Мой муж осторожно подхватил мой подбородок и мягко заставил запрокинуть голову, подставляя мои губы под мягкое касание своих. — Первому и второму достаточно и взгляда, одного мгновения (у меня с тобой уж точно), чтобы вспыхнуть и начать гореть неугасимо. А для последнего у нас целая жизнь.

А разве это неверно? Только пока ты ребенок, считаешь, что в жизни все просто и понятно, и о каждом человеке ты имеешь полное представление. Этот — хороший, тот — плохой. Но чем дольше живешь, тем больше осознаешь, что хоть вечность на кого-то смотри, а всего не рассмотришь. Так, может, и правильно, когда полагаешься только на чувства, на то, что шепчет тебе душа? А моя сейчас тянулась к Бора. Опустошенная после излившейся боли, она с жадным нетерпением желала быть заполненной тем теплом и спокойствием и одновременно честной, не обманной страстью, что он так щедро предлагал.

Первый раз я сама прижалась к его рту слишком порывисто и оттого неловко, тут же отпрянув. На щеки сразу будто плеснули горячим, и оно потекло вниз по шее, пока не добралось до разом съежившихся сосков и дальше, до пупка, где просочившись сквозь кожу, свернулось ниже потягивающим там шелковистым узлом. Бора не устремился ко мне навстречу, чуть хмурясь, просто смотрел на мои губы, пока медленно втянул и выпустил свою нижнюю, будто слизывая нечто. Он не улыбался и не поощрял меня, всего лишь ждал, давая мне самой решить, хочу ли я пойти дальше этого неумелого клевка, выглядя совсем-совсем невозмутимым, если бы только не чувственно-жадный блеск, все больше захватывающий его глаза, и не неумолимо восстающая мужская плоть между нами. Я четко чувствовала, как она наливается, поднимаясь рывками, и вместе с ней поднималось нечто и во мне. Такое жаркое, отчаянное, дарящее бесшабашную смелость, развеивающее мое смущение и неуверенность бесследно, толкающее к действию, на которое не представляла, что способна. И поддаваясь этому, я обхватила ладонями щеки супруга, погладила большими пальцами, вслушиваясь в то, как приятно покалывает и щекочет его отросшая щетина.

— Когда я впервые увидела тебя, так разозлилась на то, что явился на праздник к правителю небритым, — прошептала и, наклонившись, потерлась уже носом о его щеку.

— Побриться? — хрипло спросил Бора.

— Нет, теперь мне нравится так, — ответила, поцеловав уголок его рта.

— Ликоли… — Ноздри его раздулись, взметнувшись, как птичьи крылья, голос осип, длинные золотистые ресницы опустились, делая взгляд из-под них уже алчным и нуждающимся. — Чудом я тогда не унес тебя оттуда. Тот момент, когда нос свой вздернула, надерзила да отвернулась, столько ночей так и стоял у меня перед глазами. Истомила меня, извела, сама о том и не ведая.

Пресветлая, прости ты, если грешу, любуясь сейчас им, но как не любоваться, если вон он какой у меня. Ты ведь и сама женщина, разве не поймешь, пусть хоть зверь там в глубине, хоть сам шараак, но разве можно отвести от него глаза? Можно не заболеть безвозвратно желанием? А не простишь, так и что же, буду так и жить — порочная, да с ним.

Потянулась с поцелуем теперь смелее, прижавшись, лизнула его губы и так же пососала нижнюю, смакуя, как только что супруг. Бора резко выдохнул, словно давя готовый вырваться стон, его ладони на моей спине напряглись, как и мощные бедра подо мной, а мужское естество зашлось в дерганных пульсациях. А по моим венам неожиданно полился не только жидкий огонь, но и странная беспечность, воздушность, так похожие на ликование. Один мимолетный контакт губ, а в ответ столько!

— Хочу целовать тебя так, как ты меня — чтобы как хмельная и мысли все прочь. Научишь? — спросила и ринулась вперед совсем решительно, а Бора открылся, впуская мой ищущий язык, оглаживая навстречу своим, запутывая пятерню в волосах на затылке. Его бедра подо мной пришли в движение, и я всхлипнула, слабея, как только обжигающая твердость вжалась в то самое место, от которого по всем мышцам покатились волны, заставляющие их дрожать, а пальцы цепляться за его плечи почти отчаянно.

— Нечему тебя учить, жена моя, — выдавил Бора, отрываясь и тяжело хватая воздух. — Тебе достаточно лишь вздохнуть так близко у моих губ, а я уж пьян и едва ли не безумен. Мне и обещания твоего поцелуя хватает или воспоминания о нем — и тверд уже до боли. Позволь отнести тебя в постель и изласкать всю, услаждать до тех пор, пока не велишь остановиться.

— Нет, ты уже так делал, — простонала, набрасываясь на его рот снова и снова, проскальзывая вглубь и отступая, упиваясь этим несказанно.

— Больше не хочешь? — Бора как окаменел весь, и голос его дрогнул.